Наша дискуссия называется «Проблемы евразийской интеграции», и я буду говорить не об успехах, а больше о проблемах. Для начала важно подчеркнуть, что процесс евразийской экономической интегра-ции уже необратим, т. е. период неустойчивости сменился устойчивым функционированием наднациональных структур. Уже четыре года работает наднациональный орган, который до 2012 г. назывался «Ко-миссия Таможенного союза» — теперь «Евразийская экономическая комиссия». Этим институтом принято около 2000 решений, причем все решения — результат консенсуса. И по работе наднационального ор-гана видно, что общность наших интересов намного весомее, чем раз-личия.

За четыре года работы у нас было всего две или три спорных темы, по которым не удалось принять решения. Одна из них — антидемпин-говые пошлины на комбайны из Белоруссии. Комиссия сначала про-голосовала «за», но потом казахстанская сторона наложила «вето» на это решение. И это был прецедент, в ходе которого был практически отработан механизм обратной связи между наднациональным орга-ном и национальными органами власти — последним контуром кон-троля, на котором любое государство имеет право наложить «вето» на принимаемое решение. Если какое-то государство в соответствии с правилом процедуры выражает несогласие с решением, которое при-нято Комиссией, то это решение приостанавливается. В данном слу-чае такая процедура была использована.

Еще один спорный вопрос — отмена экспортных пошлин. Он ча-стично решен на двухсторонней основе, а именно — мы поставляем углеводороды и другие сырьевые товары в Белоруссию в рамках определенной количественной квоты, которая полностью закрывает их внутренние потребности плюс мощности нефтепереработки. Сим-метрично белорусское государство обязуется все экспортные пошли-ны, которые оно обязано взимать при вывозе нефтепродуктов по рос-сийской ставке, перечислять в российский бюджет. Такой компромисс был достигнут, и эта проблема тоже была решена.

Можно привести еще много примеров. Решения принимаются не-просто, но 2000 решений за четыре года функционирования наднаци-онального органа — серьезный результат. Практически за это время мы унифицировали все те виды контроля, которые связаны с таможен-ной границей: это таможенный контроль, который ведется на основа-нии таможенного кодекса прямого действия, санитарный, ветеринар-ный, фитосанитарный, некоторые функции транспортного контроля, техническое регулирование. Все эти виды контроля унифицированы, хотя транспортный — в меньшей степени. Это и позволило отказаться от таможни на российско-казахстанской границе. Но сейчас, возмож-но, кто-то захочет вернуться обратно, такие импульсы есть, например, в связи с тем, что Казахстан завершает переговоры с ВТО на суще-ственно более либеральных условиях, чем Россия.

Сегодня единая таможенная территория функционирует на основе российских обязательств перед ВТО. Согласно нашей договорно-правовой базе, российские обязательства перед ВТО стали обязатель-ствами всего Таможенного союза. Но вот теперь вступает Казахстан, у которого изначально была другая переговорная позиция: таможен-ный тариф у наших коллег согласован на уровне, ниже того, который действует на единой таможенной территории при импорте из третьих стран. Поэтому, если предположить номинально, что Казахстан сего-дня входит в ВТО и начинает выполнять свои обязательства, то полу-чается, что Казахстан будет взымать импортный тариф отличный от нашего единого таможенного тарифа, что противоречит, естественно, основам Таможенного союза. Это невозможно даже представить. Сей-час мы пытаемся найти решение этой проблемы, которое предполага-ет, скорее всего, новый тур переговоров в рамках ВТО, если действо-вать сугубо юридически.

Но в любом случае, несмотря на возникший сложный момент, сто-ронников выхода Казахстана из Таможенного союза мы не видим — ни в казахстанской элите, ни среди бизнеса, ни среди гражданского общества. Это говорит о том, что общественная поддержка евразий-ской интеграции остается высокой, а издержки прекращения этой ин-теграции чрезвычайно велики. То же можно сказать в отношении Бе-лоруссии, для которой выход из евразийской интеграции имел бы во-обще самоубийственные последствия. Поэтому у нас нет сомнений в прочности нашего Союзного государства с Белоруссией.

Важно понимать, что наша евразийская интеграция, в отличие от европейской, носит вполне ограниченный характер в том смысле, что мы не планируем интеграцию в бесконечность: четко оговорен круг вопросов, по которым функции передаются на наднациональный уро-вень. Это вопросы контроля на границе, а также вопросы, связанные с функционированием рынка товаров и услуг, т. е. нормы, которые обеспечивают выравнивание условий конкуренции. А именно: унифи-кация промышленных и сельскохозяйственных субсидий или общие ограничения по субсидиям; унификация правил госзакупок для того, чтобы товаропроизводители могли на равных участвовать в закупках друг друга; общие требования к антимонопольной политике и право Комиссии контролировать цены на услуги естественных монополий; доступ к транспортным магистралям. Это как раз все те функции, ко-торые необходимы для функционирования общего рынка товаров — и не более того.

Не передаются на наднациональный уровень функции налогового регулирования: налоги остаются разными и последствия различий в уровне налогообложения мы уже видим. Участники ВЭД имеют тен-денцию к перемещению в Казахстан, где налоговая нагрузка меньше. Все это сопровождается определенными сомнительными схемами в торговле, потому что мы хоть и объединили таможенное пространство в единую таможенную территорию, но единого налогового простран-ства у нас нет. Поэтому у нас сохраняется принцип резидентства в финансово-торговом смысле. Если предприятие казахстанское, то оно должно осуществлять процедуру «растаможки» в Казахстане, если российское — проходить таможенную очистку в России.

Мы, конечно, ставим перед собой задачу уйти от принципа тамо-женного резидентства, прикрепления к национальным юрисдикциям, но пока есть различия в налоговых системах, это будет сделать слож-но, и по-прежнему остается барьер (он трансграничный, но физически на границе не находится), связанный с уплатой косвенных налогов. Иначе говоря, товар, который едет из Казахстана в Россию, должен быть обложен НДС по российским нормам, соответственно казахстан-ский НДС может быть предъявлен к вычету так же, как это делается в торговле с третьими странами. И это различие в налоговых системах будет еще длительное время, что скажется на состоянии товарооборо-та.

У нас нет планов объединения денежных систем — их нет в поли-тической плоскости, но и в экономическом плане объединение денеж-ных систем выглядит, с нашей точки зрения, искусственной идеей, по-скольку очевидно доминирующее значение России — это примерно 85% потенциала по объему ВВП. Россия как центральное звено, ядро интеграции, фактически доминирует во взаимной торговле, и вслед-ствие этого рубль является доминирующим средством расчетов, если брать расчеты в национальных валютах. Сохраняются расчеты в ва-лютах третьих стран, в долларах и евро, в основном это касается энергоносителей, но общая тенденция такова, что доля расчетов в ва-лютах третьих стран снижается, а в расчетах в национальных валю-тах рубль занимает более 90%, фактически являясь главной валютой расчетов. В Белоруссии рубль это еще и резервная валюта.

Ограниченность вопросов интеграции возникла без какой-либо единой теоретической основы, просто так договорились. Но если мы сейчас обратимся к трудам классиков евразийской интеграции, начи-ная с работ князя Трубецкого, вспомним его статью 1927 г., где он рас-суждал о том, что же будет после краха коммунистического режима и какая же идея будет объединяющей для всей этой гигантской террито-рии, то Трубецкой рассуждал методом от противного. По его мнению, Российская империя была государством русского народа, которой управлял русский царь, православие было основной религией и, по сути, русская элита управляла всей этой огромной территорией Рос-сийской империи. Советский Союз был государством победившего пролетариата во главе с Коммунистической партией. Но ни русская идея сама по себе, ни коммунистическая идея после развала Советско-го Союза работать не смогут, с точки зрения Трубецкого в 1927 г. Если возвращаться к истокам — православие, самодержавие, народность, — то понятно сейчас (особенно вы видите, что творится на украин-ской территории), что без применения силы вернуть всех в идеологи-ческие рамки Российской империи нереально, а применять силу в XXI в. — бессмысленно и невозможно. Поэтому Трубецкой от противного доказал, что методологической основой объединения народов, живу-щих на нашей большом евразийском пространстве, является идея об-щей истории, общих исторических корней, общего исторического мно-говекового опыта жизни вместе.

И вот на базе этой идеи мы и строим нашу интеграцию, не вдаваясь особенно в ее идеологическое обоснование. Единственной идейно-политической заметной вехой стало выступление в МГУ Президента Казахстана Н.А. Назарбаева в середине 1990-х гг.: на фоне процессов дезинтеграции в СНГ он высказал идею создания более плотного ядра интеграции — евразийского союза, которое и было политически сформировано в 2000 г. в форме ЕврАзЭС. Именно последнее стало той рамочной материнской структурой, которая родила, в сущности, наш Таможенный союз, и теперь уже Единое экономическое про-странство, формирование которого должно быть завершено к концу будущего года и которое будет объединять классическим образом общий рынок товаров, услуг, капитала и труда. Мы планируем завер-шить процесс объединения рынков к концу будущего года, но, тем не менее, определенные задачи будут решаться и за пределами 2014 г. В частности, объединение страховых рынков, страховых услуг плани-руется только к 2017 г., не решена задача единого финансового регу-лятора. Этот вопрос мы рассмотрим, наверное, в конце будущего года. В целом же основы общего рынка капитала, труда, услуг и товаров заложены, рынок товаров уже функционирует в полном объеме, рынок услуг пока функционирует частично, некоторые виды услуг очень сильно привязаны к национальной почве, скажем, это услуги в сфере образования, здравоохранения, здесь очень много национальных ба-рьеров. Поэтому для формирования рынка услуг тоже понадобится время, но, думаю, что к 2017 г. он будет сформирован окончательно.

Тем не менее не дожидаясь завершения всех процессов формирова-ния Единого экономического пространства, главы государств приняли решение с 2015 г. перейти к следующему уровню интеграции — Евразийскому экономическому союзу. Пока мы понимаем, что Евразийский экономический союз — это Таможенный союз плюс Еди-ное экономическое пространство, т. е. товары плюс услуги, капитал и труд. К этому может быть добавлена общая стратегия развития. Здесь непросто складываются переговоры, у разных государств разные спо-собы реализации экономических целей развития. В Казахстане дей-ствует программа индустриализации, которую не станут серьезно корректировать в зависимости от наших пожеланий. Пока есть пони-мание того, что мы согласовываем промышленную и сельскохозяй-ственную политику. Следующий шаг — создание общей политики развития — пока не сделан, но, я думаю, с созданием Евразийского экономического союза мы неизбежно должны осваивать функции стратегического планирования, программирования развития, объеди-нения ресурсов и соединения наших конкурентных преимуществ.

Когда мы делали расчеты экономического эффекта интеграции, Институт народнохозяйственного прогнозирования посчитал, что к 2030 г. будет произведено товаров и услуг на 700 млрд дол. больше, чем если бы интеграции не было. Еще один расчет показывает, что при интеграции на 2030 г. мы будем иметь объем ВВП на 6,5% больше, чем имели бы без интеграции. Понятно, что эти расчеты достаточно условны, но интересно заметить, что на эффект общей стратегии в расчетах приходится две трети, т. е. сам по себе общий рынок, без об-щей стратегии развития, дает только одну треть эффекта. Вполне ве-роятно, рынок будет наполняться китайскими товарами, т. е. Тамо-женный союз будет создаваться для свободного обращения китайских и европейских товаров, если мы сами не сможем реализовать и соеди-нить наши конкурентные преимущества.

Объединение таможенных территорий дает эффект, прежде всего, для отраслей с высокой добавленной стоимостью, там где много раз приходится пересекать границу в процессе кооперации производства. Для добывающих отраслей единая таможенная территория большого смысла не имеет. Надо сказать, что когда мы строили Таможенный союз, нас с энтузиазмом поддерживали машиностроители, агропро-мышленный комплекс, пищевая промышленность, но со стороны сы-рьевиков мы видели глухое напряжение. Это касается и нефтянников, и металлургов. Газпрому в рамках ЕЭП приходится снижать цены — у нас обязательство обеспечивать выравнивание цен на газ путем выхо-да на принцип равнодоходности поставок на всей единой таможенной территории. Таким образом, если мы не будем иметь стратегии разви-тия, не будем стимулировать закономерности развития наших отрас-лей с высокой добавленной стоимостью, тогда и экономический эф-фект функционирования ЕЭП будет в 3 раза меньше, чем мог бы быть потенциально.

Какой может быть эффект в случае реализации осмысленной стра-тегии развития — показывает сегодня Белоруссия, которая специали-зируется на машиностроении и продовольствии. Это как раз те сферы, для которых таможенные границы являются серьезным барьером и помехой для развития кооперации с российскими предприятиями.

Белоруссия имеет меньше 5% в доле совокупного ВВП Таможенно-го союза, а вот ее доля во взаимной торговле — 25%, т. е. белорусы в 5 раз интенсивнее используют единую таможенную территорию, чем их вес с точки зрения объема производства. И если посмотреть, из чего состоит конечная белорусская продукция, скажем, сельхозмашино-строение или автомобилестроение, то там практически половина, а по некоторым позициям и две трети — российская комплектация. Важно сохранить Белоруссию как сложившийся генератор роста производ-ства товаров с высокой добавленной стоимостью. Белоруссию можно критиковать с точки зрения мер экономической политики, недостаточ-ной либерализации экономического регулирования, но фактом являет-ся то, что Белоруссия сегодня производит на 80% больше товаров, чем во времена Советского Союза. Это говорит о том, что система работа-ет, как бы к ней ни относились, как бы ни пытались ее загнать в общие правила свободного рынка.

Если говорить о расширении Таможенного союза, то кандидат но-мер один — Киргизия. Киргизию мы уже давно могли бы присоеди-нить, поскольку она — член ВТО, все законодательство Киргизии со-ответствует и адаптировано к законодательству Таможенного союза. В Киргизии за период после развала СССР практически полностью было разрушено машиностроение, связанное с оборонкой, но сохра-нились сельское хозяйство и легкая промышленность. Более того, лег-кая промышленность, основанная сначала на поддержке реимпорта китайских товаров, стала довольно развитой отраслью. Однако этот успех основан на контрафактной продукции, они шьют изделия с нарушением прав промышленной интеллектуальной собственности и поставляют ее на московский рынок. Бизнес очень выгодный — около 300% рентабельности, — и в настоящий момент это модернизирован-ная отрасль с современным оборудованием, распределенная по боль-шой территории Киргизии. В ней занято порядка 150 тыс. человек — для Киргизии это много. И мы понимаем, что включение Киргизии в единую таможенную территорию создает определенную угрозу эко-номическому успеху, который достигнут ценой, конечно, наших та-моженных поступлений. Официально Киргизия импортирует 700 млн дол. из Китая с уплатой пошлин, а реально 7—8 млрд. Сейчас Кирги-зия оказалась в ситуации, когда этот бизнес может рухнуть, потому что Казахстан уже закрыл с ней границу — там колючая проволока, и уже переток товаров идет примитивным ручным способом, но это не те масштабы.

Таким образом, реимпорт контрабанды как вид деятельности нашими таможенными службами почти перекрыт. Остаются экспорт и импорт собственно киргизских товаров, сделанных из китайских ком-плектующих, тканей, фурнитуры. Часть готовых изделий поставляется на наш рынок с нарушениями прав промышленной и интеллектуаль-ной собственности. Некоторые из этих фирм договариваются с нашей таможенной службой, чтобы она проверяла эти товары. У нас есть такая процедура — таможня обязана проверять соответствие этикеток правам собственности, но делается это не системно и не по всем това-рам. Однако этот контроль расширяется, поэтому Киргизия понимает, что ей придется рано или поздно от контрафакта отказываться. И сей-час в московских супермаркетах можно увидеть костюмчики «made in Kyrgyzstan», которые по качеству ничем не отличается от «made in Italy», потому что и то и другое сделано в Киргизии. И если они идут к нам в ТС, то мы этот бизнес легализуем, постепенно приводим в нор-мальное правовое русло, сохраняем, поскольку сохранить легкую промышленность можно только внутри Таможенного союза на сего-дняшний день. И они это, наконец, поняли и стремятся к нам, потому что в этом случае получат беспошлинные энергоресурсы.

Армения — еще один кандидат, с которым нет общей таможенной границы. Нам это не мешает теоретически. Есть опыт работы с Кали-нинградской областью, но ясно, что отсутствие общей таможенной границы эффективность участия в единой таможенной территории снижает, потому что все равно остается таможенный контроль, хоть он и будет носить чисто технический характер. Экономические эффек-ты здесь невелики, и складываются целиком в пользу Армении: это опять же газ, нефтепродукты, защита прав мигрантов. Экономический эффект для единой таможенной территории хоть и невелик, но он тоже позитивен, так что сомнений в экономической целесообразности воз-вращения Армении к нам в ЕЭП нет.

С Таджикистаном главная проблема — борьба с наркотрафиком, пока мы ее не решим, правоохранительные структуры будут высказы-вать беспокойство в случае снятия таможенных границ с этой респуб-ликой. Специализация Таджикистана тоже понятна: в основном это энергоемкие производства с большими политическими рисками. Важ-ным аргументом в пользу участия Киргизии и Таджикистана в Тамо-женном союзе является аргумент политический: находясь внутри нашего таможенного пространства, они обретают большую полити-ческую устойчивость. Видно, как тяжело Киргизии сохранять свою государственность, она постоянно подвергается серьезным испытани-ям. Если Киргизия будет экономически внутри нашего общего про-странства, властям Киргизии будет легче обеспечивать стабильность, и мы общими силами можем помочь формированию киргизской госу-дарственности.

Главный вопрос завершения нашей единой таможенной террито-рии — это Украина, потому что без ее участия Украины ЕЭП неполно. Украина поставляет нам машиностроение, продовольственные това-ры, является для нас транзитным государством по энергоносителям и в принципе по всем товарам в торговле с Европой. Участие Украины является естественным дополнением нашей таможенной территории. Экономические эффекты участия Украины очень большие: для Украи-ны это плюс 18% ВВП к 2030 г., это примерно 300 млрд дол. произ-водства товаров, для нас экономический эффект тоже положителен. Участие Украины делает наше единое экономическое пространство целостным, а без Украины оно остается недостроенным.

Сегодня с Украиной продолжают действовать более 1000 коопе-рационных связей в машиностроении, таможенный же барьер ощути-мо мешает развитию кооперации. Более того, неопределенность, свя-занная с геополитическим выбором Украины, затрудняет долгосроч-ные проекты. У нас сегодня таких проектов много по всем отраслям. Они, можно сказать, не идут, потому что инвесторы, включая государ-ство, не понимают, что будет на Украине через год, через два, через пять.

Все эти расчеты были широко представлены и обсуждены. Мы имели хороший коллектив ученых из российских и украинских акаде-мических институтов. В основном работал Институт народнохозяй-ственного прогнозирования РАН и Институт экономики и прогнозиро-вания НАН Украины. Были проведены расчеты по пяти разным сцена-риям. Самым эффективным для нас и, в особенности, для Украины яв-ляется сценарий полноценного участия Украины в едином экономиче-ском пространстве. По этому сценарию Украина сразу получает воз-можность сбалансировать свою торговлю — сегодня она сводится с большим дефицитом. Это даст возможность, в свою очередь, сбалан-сировать платежный баланс Украины. Каковы наши выгоды? Это — наращивание конкурентных преимуществ в самых важных для общей стратегии развития отраслях, особенно в наукоемком машинострое-нии.

В то же время подписание Соглашения об ассоциации с Евросою-зом, которое предусматривает зону свободной торговли, для Украины оборачивается большим минусом. Увеличение импорта из Евросоюза примерно на 1,5—2 млрд — это опрокидывание торгового баланса в еще больший дефицит, а платежный баланс становится просто не-подъемным. Сегодня долговая нагрузка — около половины ВВП, по-этому, когда украинское правительство все это посчитало, оно начало осторожно намекать европейским партнерам: вы дадите нам 100 млрд евро? Для европейских партнеров это был неожиданный поворот в переговорах, потому что до последнего момента Украина выступала пассивно — она просто принимала европейский план присоединения.

И здесь необходимо акцентировать внимание на принципиальных различиях между европейской и евразийской интеграциями. Мы это хорошо почувствовали, участвуя в дискуссиях с украинскими и евро-пейскими партнерами. Украина по этому Соглашению передавала бы свой суверенитет по всем торгово-экономическим вопросам Брюссе-лю, обязуясь строго следовать в кильватере его директив без права участвовать в их обсуждении и права получения каких-либо префе-ренций при их имплементации. Подавляющее большинство этих ди-ректив должно было бы быть имплементировано Украиной в первые три года работы этого соглашения. Уже в первый год действия Согла-шения зона свободной торговли распространилась бы на 70% товар-ных позиций. Уже через месяц после подписания соглашения, а в це-лом по истечению трехлетнего периода, Украина должна была бы практически полностью открыть свой рынок и перейти на европейские технические регламенты (примерно в 80% от общего объема право-применения), выполнять европейские директивы в области госзакупок, субсидий. Иначе говоря, все вопросы, которые мы передали в Тамо-женный союз, Украина собиралась передать Брюсселю. За неукосни-тельным исполнением вышеназванных директив по всем направлени-ям торгово-экономических отношений следил бы специальный Совет ассоциации, в котором 50 на 50 сидят европейцы и украинские экспер-ты, при этом правила принятия решений не прописаны.

Ясно, что если бы подписание этого дискриминационного доку-мента произошло, мы бы Украину как партнера потеряли. Потому что принимавшиеся ею на себя обязательства вступали бы в прямое про-тиворечие с правилами работы ЕЭП, в рамках которого передаваемые на наднациональный уровень полномочия государств-членов ограни-чиваются сугубо экономическими вопросами в строго очерченных договорно-правовой базой интеграции рамках. Это, пожалуй, ключе-вое отличие ЕЭП от требований ассоциации с ЕС, предусматриваю-щих слепое следование навязываемым директивам, в том числе по во-просам государственного строительства и военно-политического со-трудничества.

Еще одно важнейшее отличие — система принятия решений в рам-ках ЕЭП. Она основывается на полном равноправии сторон при том, что 85% экономического потенциала объединения несет Россия. Когда мы строили Таможенный союз, у России было 57% голосов, но когда мы перешли к ЕЭП, то сознательно было принято политическое реше-ние обеспечить одинаковое представительство по три человека в наднациональном органе, одинаковое членство в совете с правом «ве-то». Таким образом, каждый из партнеров по интеграции, вне зависи-мости от веса, имеет треть голосов.

Европейский союз по отношению с вновь появляющимися страна-ми никаких переговоров вести не собирается. Принцип простой — вы нам подчиняетесь и работаете так, как мы вам скажем. Это принципи-альное различие. Наблюдая за эволюцией Европейского союза, я при-хожу к выводу, что мы имеем дело с новой реальностью — это некая бюрократическая империя, которой руководят примерно 50 тыс. евро-чиновников, у которых явно есть заинтересованность в расширении. Главное действующее лицо здесь — Европейская комиссия. Обратите внимание, что в конфликте, например, между Грецией и Брюсселем, полную победу одержал Брюссель. В Греции — техническое прави-тельство, то же самое касается и Италии, Испании, т. е. Южной Евро-пы, которая пострадала от расширения Евросоюза больше всего.

Некоторые наблюдатели объясняют упадок Южной Европы тем, что появилась Восточная Европа и те ограниченные инвестиционные ресурсы, которые в рамках Европейского союза есть, были сосредото-чены на Восточной Европе. Германия довольно большие инвестиции сделала. Южная Европа в этой ситуации оказалась неконкурентоспо-собной: рабочая сила дороже, претензий в обществе больше, трудо-вые ресурсы менее дисциплинированы и квалифицированы чем в Во-сточной Европе. Поэтому Южная Европа явно проиграла от расшире-ния Евросоюза, но ее мнения никто не спрашивает, хотя там присут-ствуют страны, которые традиционно являются основой европейской интеграции.

Таким образом, в лице Европейского союза мы имеем не отдельные страны, а мощную бюрократическую империю, у которой есть свои интересы, не совпадающие с интересами отдельных государств, и в этом большая слабость Европейского союза.

Мы многое из опыта Европейского союза учли. Однако, сравнивая европейскую интеграцию и евразийскую интеграции, можно подтвер-дить — это разные системы. Казалось бы, Европейский союз сегодня намного мощнее нашего Евразийского союза. Но идеологически, как мне представляется, возможностей у нашего расширения больше, по-тому что мы уважаем национальный суверенитет. Как бы странно это ни прозвучало с учетом нашей многовековой истории централизован-ного государства. Сегодня мы строим евразийскую интеграцию по заветам князя Трубецкого и Л. Гумилева. Гумилев подчеркивал, что объединение должно идти с полным уважением суверенитета друг друга, без навязывания силы, на основе доброжелательности и взаи-мовыгодности. Так и устроена сегодня наша конструкция.

Можно сказать, что есть интеграция естественная и есть противо-естественная. То, что делаем мы, — естественная интеграция, — она взаимовыгодна и никому вреда не приносит. То, что делает европей-ская бюрократическая империя на восточной своей части, — это про-тивоестественная интеграция. Обратите внимание, Прибалтика, кото-рую они «скушали», не только не стала экономическим чудом, и пре-вращается в пустыню. Молодые уезжают в Европейский союз и воз-вращаться не собирается. Болгария тоже испытывает депопуляцию, оказалась в состоянии полной экономической катастрофы благодаря Европейскому союзу, который запретил там строить атомную элек-тростанцию с нами, наложил ограничения на сельское хозяйство и т. д.

В заключение последнее наблюдение: у нас тоже есть болезнь бю-рократизации. По европейскому опыту я хочу предложить научную гипотезу: чтобы интеграция была устойчивой, нужно чтобы бюрокра-тический аппарат наднациональных органов был меньше бюрократи-ческого аппарата самой маленькой страны, участвующей в интегра-ции.

Из ответов на вопросы участников конференции

Экономический форум в Ялте. В Ялте был так называемый Ялтинский эко-номический форум ЕС. Примерно половина иностранцев из Европы, США. Фактически я там был один, кто высказывал альтернативную точку зрения. Никакой конструктивной дискуссии не получилось, потому что главная идея была в том, чтобы политически зафиксировать, что европейский выбор соответ-ствует и украинскому общественному мнению, и устремлениям Европы. В об-щем, это была пропагандистская акция.

Принцип справедливости евразийской интеграции. Для чего расширяется ЕС сегодня, в чем смысл? Смысл в интересах европейских транснациональных корпораций, они от этого выигрывают, выигрывают европейские транснацио-нальные банки. Собственно вся европейская территория сегодня, которая стро-ится под лозунгами единой Европы и т. д., она в конечном счете вылилась в то, что в крупном выигрыше оказался только крупный частный капитал — евро-пейский и американский. Мы же строим интеграцию по принципам взаимовы-годности, чтобы никто не потерял, т. е. мы никому ее не навязываем. Пока ба-ланс у всех сводится с плюсом, хотя последний год у нас идет падение оборота взаимной торговли, связанное с тем, что в России экономический рост остано-вился, в этом причина. Но тем не менее у всех баланс с плюсом. Принцип спра-ведливости — коренной принцип нашей культуры, который должен быть реали-зован в каждом государстве. Пока он не реализован в России в полной мере, едва ли он может быть реализован в масштабах наднационального объединения. Но мы исходим из того, что в международных отношениях у нас в ходе инте-грации не должно происходить неэквивалентного обмена. Пока в основном из-держки интеграции несет на себе Россия, т. е. наш бюджет жертвует экспортны-ми пошлинами, но это все, по нашим расчетам, через 2—3 года окупится за счет взаимной торговли и за счет общих видов деятельности. Подчеркну, что мы сейчас создаем общий рынок. Общей стратегии развития пока нет, она только формируется, поэтому и особых денег на какие-то совместные проекты мы не тратим. У нас есть антикризисный фонд в размере 10 млрд дол. — Россия дает около 85%. Эти деньги предназначены для оказания стабилизационной помощи — когда платежный баланс у страны валится, из этого фонда даются деньги под соответствующие программы оздоровления, как с Белоруссией сейчас. Мы Бе-лоруссию через этот фонд поддерживаем.

О финансовой составляющей расширения евразийской интеграции. У нас есть общие планы развития инфраструктуры, транспортной, прежде всего, но здесь предполагается частно-государственное партнерство с рыночными меха-низмами финансирования. Иными словами, пока общая большая финансовая инфраструктура нашего интеграционного объединения не сложилась. Мы снима-ем барьеры на пути банковской деятельности. Этот вопрос пока до конца не решен. Надо понимать, что это будет дорога с двусторонним движением. Был период, когда казахстанские банки активно работали в России, потом некоторые из них лопнули. Теперь период, когда российские банки идут в Казахстан. Наши руководители приняли решение, что мы сознательно сохраняем конкуренцию юрисдикций, у кого юрисдикция будет лучше для бизнеса, тот и будет выигры-вать.

О развитии ситуации на Украине. Если наши руководители договорятся, то на Украине ситуация будет улучшаться, потому что, во-первых, будут снижены цены на энергоносители. Это будет поэтапный процесс. Во-вторых, будут смяг-чены процедуры таможенного контроля, что облегчит нам сотрудничество. Са-мое главное, наш бизнес увидит перспективы, и мы продвинем, наконец, долго-срочные проекты, и сами по себе эти долгосрочные проекты дадут Украине очень много. И если нам удастся все-таки переломить общественные настрое-ния, которые сегодня формируются под давлением ангажированных телевизи-онных каналов, тогда, возможно, через некоторое время, подготовив обще-ственное мнение, двинемся более решительно по пути восстановления участия Украины в Едином экономическом пространстве.

Материал подготовила Т.С. Сухина