wrapper

Telegr

***

Дмитрий Иванович Чижевский (1894—1977) принадлежит к числу русских ученых, вынужденных провести основную часть своей жизни за пределами России. Как представитель русской эмиграции, а лучше сказать — носитель ее духовных и интеллектуальных ценностей, он внес заметный вклад в формирование образа России на Западе. В этом году исполнилось уже 40 лет со дня его смерти. Мне этот значительный для науки срок видится упущенным временем — в течение которого его немалое теоретическое наследие, в сущности, так и не было востребовано на родине.

В юности он увлекся революционными идеями в их народническом изводе, сотрудничал с меньшевиками, в 1921 г. ему грозила казнь, которой после полугода тюремного заключения и лагеря для интернированных удалось избежать ценой эмиграции. В Европе Д.И. Чижевский, публиковавшийся отчасти под псевдонимами, прожил долгую, непростую жизнь и получил широкую известность как автор многочисленных книг и статей по истории мысли и литературной истории России и других славянских народов.

Судьба этого мыслителя необычна в том отношении, что воздействие его идей, его вклад в науку в Германии и в России совершенно не сопоставимы. В Германии он признанный авторитет, вероятно, один из главных в немецкой славистике. Не удивительно, принимая во внимание тот факт, что большая часть кафедр славистики в западногерманских университетах была основана в послевоенные годы при его личном участии и возглавлялась его учениками. Мне довелось почувствовать особое, теплое отношение к Дмитрию Ивановичу со стороны немецких профессоров военного поколения. Эрвин Оберлендер, руководивший кафедрой истории Восточной Европы в Майнцском университете во время моей работы там, иногда радовал окружающих импровизированными пародиями на Чижевского, копируя его хриплый голос и типичную (со всеми на «ты») манеру разговаривать, присущую ему в последний, гейдельбергский период жизни. Эрвин Шадель, мой руководитель в центре интеркультурной философии Бамбергского университета, был членом международного научного общества Яна Коменского и с восхищением отзывался о Д.И. Чижевском как первооткрывателе «Пансофии», позднесредневековой рукописи этого чешского просветителя. И, с другой стороны, — почти полное забвение имени Д.И. Чижевского в России, где его чаще всего путают с однофамильцем Александром Леонидовичем, автором исследований о влиянии солнечной активности на историю человечества и изобретателем «лампы Чижевского».

Надо сказать, что признание как ученого в Германии не гарантировало Д.И. Чижевскому безоблачной и в буржуазном понимании успешной жизни. Речь не только о семи годах, проведенных в нелюбимых им США в итоге мелочных академических интриг, вылившихся в кампанию против «коммуниста» и «русского шпиона» (в Гарварде он проработал с 1949 по 1956 г. и затем вернулся в Германию, в результате чего утратил по возрасту право на ординарную профессуру и, соответственно, на государственную пенсию). Дмитрий Иванович заканчивал жизнь одиноким человеком, по последним годам жизни его помнят в Гейдельберге как странного чудака в нелепом одеянии, частого гостя городских кнайп, жилище его принадлежало не ему, а его бумагам и книгам. Похоронен он на кладбище Бергфридхоф в Гейдельберге.

Со второй половины 1990-х гг. имя Д.И. Чижевского, пусть не в полную силу, но начало звучать в России. В 1996 г. в серии «Русские философы. Антология» появляется библиография его русскоязычных работ: всего 19 названий, малая толика его научных трудов, написанных в основном на немецком языке. В 2007 г. выходит первая книга задуманного трехтомного собрания сочинений под редакцией философа и коллекционера-библиофила В.В. Янцена. Полностью замысел остался не реализованным, но вышедший объемный том под названием «Д.И. Чижевский. Материалы к биографии (1894—1977)» содержит многочисленные документы, свидетельствующие о его особенной и недооцененной роли в интеллектуальной жизни русского зарубежья и, как представляется, русской мысли в целом. При этом он был активно включен и в сферу западной философии — в первую очередь, немецкой, общаясь в разные периоды с Генрихом Риккертом, Эдмундом Гуссерлем, Томасом Манном, Карлом Ясперсом, Мартином Хайдеггером, Гансом-Георгом Гадамером. Среди русских мыслителей Д.И. Чижевский пользовался репутацией эрудита, обладателя энциклопедических познаний. За справками по различным проблемам, чаще библиографическими, но также и содержательными, к нему как знатоку в частной переписке обращались В.В. Зеньковский, Н.А. Бердяев, Г.В. Флоровский, Ф.А. Степун.

Вопреки тому, что в России имя Д.И. Чижевского осталось относительно малоизвестным, высказанные в его работах мысли образуют часть нашего духовного наследия, в которое мы рано или поздно должны будем вступить. Для меня этот вопрос носит глубоко личную окраску. Мое первое знакомство с трудами Дмитрия Ивановича состоялось, когда после его смерти прошло только 20 лет. Наиболее известным его произведением является, конечно, «Гегель у славян», переведенный на многие языки, в том числе на русский (в 1934 г. в Париже). Однако основным его трудом я бы назвал двухтомную «RussischeGeistesgeschichte» — «Историю русской мысли», — вышедшую в 1959 и 1961 г. в Гамбурге (первый том «Святая Русь», второй «Между Востоком и Западом»), но уже в 1960 г. опубликованную в Гааге на английском языке, а затем в расширенном, дополненном варианте изданную в Мюнхене в 1974 г., за три года до смерти автора. Мой курс «Русская мыслительная традиция», прочитанный в 1997—1998 учебном году в Ганноверском университете, базировался в числе прочих на этой книге. С 2002 г. я выпускаю в Москве междисциплинарный научный альманах «История мысли», который в методологическом отношении тоже многим обязан «Истории русской мысли» Д.И. Чижевского, продолжает и развивает ее основополагающие теоретические подходы.

В книге Дмитрия Ивановича значение имеет многое, начиная с названия. Судя по частоте и привычности употребления выражения «русская мысль», ее историки двух последних столетий прекрасно сознавали и объект, и предмет своих исследований. Но названия эти работы носят самые разные. Так, один из классиков истории русской мысли В.В. Зеньковский предпочитал говорить о философии, хотя среди примерно 120 разбираемых в его «Истории русской философии» персоналий естествоиспытатели и физиологи, художники и мистики, политики и профессиональные революционеры, не говоря о выдающихся писателях и поэтах — русская мысль неотделима от русской литературы, — так что «философия» получает у него предельно расширительную трактовку, далекую от доктринально-научной. То же самое относится к одноименной книге Н.О. Лосского, которого Д.И. Чижевский считал своим учителем — его лекции он слушал в Санкт-Петербургском университете. Тютчевское избегание как лжи «мысли изреченной» прослеживается и в других работах по русской мысли, в той или иной степени воспроизводящих единый для всех синтетический замысел — в «Истории русского самосознания» М.О. Кояловича, в «Русской историографии» В.О. Ключевского, в «Истории русской интеллигенции» Д.Н. Овсянико-Куликовского, в библиографическом труде «Среди книг» Н.А. Рубакина, в «Русском мировоззрении» С.Л. Франка, в «Путях русского богословия» Г.В. Флоровского, в недооцененной исследователями книге «Из русской культурной и творческой традиции» Н.С. Арсеньева, в нескольких «Русских идеях», самые известные из которых принадлежат В.С. Соловьеву, Н.А. Бердяеву, Вяч.И. Иванову, И.А. Ильину. Вводное положение, которое В.В. Зеньковский предпослал своему труду, разделяется всеми названными авторами, а также без сомнения и Д.И. Чижевским, даже если разделяется негативно (Д.Н. Овсянико-Куликовский), и выраженная в нем идея неизменно входит в орбиту их интереса: «Русская мысль всегда (и навсегда) осталась связанной со своей религиозной стихией, со своей религиозной почвой» [1, 12]. Постижение «своего», изучение своей мыслительной традиции с ее истоками и основаниями, формированием и развитием, характерными чертами, вбираемыми или отторгаемыми влияниями, отдельными направлениями и их соотношением, составляет задачу истории мысли.

Труд Д.И. Чижевского занимает в указанном ряду отдельное место уже в силу того, что только он назван прямо и непосредственно «История русской мысли». Здесь необходимо сказать о тонкостях перевода, поскольку имели место варианты ложно-дословного перевода (буквализм) названия работы Д.И. Чижевского как «Истории русского духа». Однако в этом случае происходит подмена понятий, все же Geistesgeschichte обозначает по-немецки определенное исследовательское направление, вполне соответствующее истории мысли. Во-первых, слово «дух» имеет в отечественной литературе по сложившейся традиции преимущественно религиозную или близкую к ней коннотацию в рамках триады «дух — душа — тело»; во-вторых, в Германии существует пласт литературы о «духе времени» (Zeitgeist), соответствующий другим исследовательским направлениям: интеллектуальной истории и тесно связанной с ней истории повседневности. Безусловно, адекватным переводом названия книги Д.И. Чижевского является «История русской мысли».

В книге предложено общее понимание истории мысли: «осознание человеком смысла своего существования; представление о том, какое место он занимает в кругу других людей, в природе и в сверхприродном мире, в каком отношении находится он к прошлому и будущему» [3, 7], — конкретизированное Д.И. Чижевским применительно к русской мысли. Действительно, именно такую функцию выполняет мыслительная традиция по отношению к соответствующему народу, который так же занимает собственное место в кругу других народов, в природе и надприродном мире и точно так же нуждается в подобном сознании и вырабатывает собственные представления. Поэтому можно дефинировать: мыслительная традиция — предмет истории мысли.

Значительный культурно-сравнительный, компаративистский элемент, заложенный в самой природе истории мысли, тоже получает развитие у Д.И. Чижевского. Здесь я солидарен с Ангелой Рихтер, которая определила предметную область и главную тему Д.И. Чижевского как «компаративную историю мысли» [2]. Он описывает две существующие точки зрения — рационалистическую и романтическую. Если первая исходит из наличия общечеловеческих ценностей, а национальные особенности полагает уклонением от них (чему как направление соответствует история идей), то согласно второй, национальные формы культуры соотносятся между собой как отдельные индивидуумы, ценность заключается в их многообразии (чему как направление соответствует история мысли). Важный мотив творчества Д.И. Чижевского составляло сравнение европейского и русского типов философствования. В каждой национальной мыслительной традиции он отмечает присущие ей «ценностные парадигмы», рассуждая об английском эмпиризме, французском рационализме, немецкой спекулятивной (трансцендентальной и диалектической) мысли, русском синтетическом идеале и онтологизме.

Другой особенностью его авторского стиля было пересечение разных исследовательских областей (философии, истории, литературоведения, богословия) и понимание их смыслового единства в рамках национальной культуры и истории мысли. Поэтому от большинства филологов его отличает интерес к идейной стороне литературы — «народному мировоззрению», по его выражению. Видимо, именно эта подчеркнутая междисциплинарность и широта обобщений провоцировала у таких строгих критиков, как Г.В. Флоровский, суждения о популярном характере работ Чижевского. На самом деле Дмитрий Иванович мастерски владел ремеслом дисциплинарных методов, что иллюстрирует, например, замечательный анализ «неизвестного», по его определению, Н.В. Гоголя. Трактуя «натуральный стиль» писателя как сознательную «самостилизацию», Д.И. Чижевский указывает на ошибку предшественников, мистифицированных Н.В. Гоголем и путавших эстетическую составляющую его творчества с мировоззренческой.

Как замечали западные авторы, термин «мировоззрение» в русской мысли служит синонимом и заменой понятиям «философия» и даже «научная система» и не несет идеологической нагрузки в той степени, как на Западе. В «русском мировоззрении» Д.И. Чижевский (как С.Н Булгаков, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк и многие другие) отмечал характерную раздвоенность, или расколотость. Представители одного из полюсов традиции подчеркивают свою укорененность в русской духовной почве. Противоположный полюс позволяет описать себя двумя главными свойствами: поиск духовных ценностей и идеалов вне христианства и вне России. Тем не менее Д.И. Чижевский называл два эти направления близнецами, и это абсолютно типично и характерно для его взглядов. Он подчеркивал генетическую принадлежность одних и других единой традиции и выделял общие для них черты: холистическое стремление к цельности, сильный этический элемент, поиск правды (в русском смысле этого слова), самоотреченность и т.д. Неслучайно отечественные мыслители отмечали высочайшую религиозность нашей радикальной атеистической интеллигенции. Этим объясняется, что из советских философов Д.И. Чижевский ценил А.Ф. Лосева, как выразителя преемственности и неразрывности русской мысли, продолжающего «связь времен».

Расколотость остается непреодоленной в отечественной литературе до сегодняшнего дня. Два направления продолжают противостоять друг другу. Если одни — А.Л. Янов, Ю.С. Пивоваров, Е.В. Барабанов, В.К. Кантор, Б.М. Парамонов, Б.Е. Гройс — рассматривают русскую мысль как периферийную реакцию на интеллектуальное развитие Европы, то другие — А.В. Гулыга, С.С. Хоружий, Н.П. Полторацкий, А.Ф. Замалеев, И.Д. Афанасенко, В.С. Сабиров — акцентируют ее самостоятельность и оригинальность. В этом отношении работа Д.И. Чижевского представляет взвешенную, уравновешенную и обоснованную позицию в стороне от идеологических споров, именно в таком смысле он заявлял свою цель — выстроить новую историю русской мысли. Ее востребованность в современной России, по моему мнению, чрезвычайно высока.

Не только теоретико-методологические посылы Д.И. Чижевского, но и его конкретно-исторические наблюдения и выводы представляют, на мой взгляд, интерес для отечественного читателя и могли бы восполнить белые пятна в актуальном историко-мыслительном дискурсе. Следует упомянуть оценку Д.И. Чижевским интеллектуальной роли Н.С. Лескова и Н.Н. Страхова, или, например, его новаторское прочтение эпохи Николая I как развития русского Просвещения. Эту линию Д.И. Чижевский ведет затем к 1860-м гг., когда на сцену выходит так называемое «русское просвещенство». Тонкие и одновременно саркастические характеристики «шестидесятников», искренне полагавших, что «сапоги выше Шекспира», а «действительное яблоко лучше нарисованного», принадлежат, пожалуй, к наиболее ярким страницам его книги. Д.И. Чижевский достигает эффекта, схожего с воздействием «Жизни Чернышевского» из набоковского «Дара», при этом не прибегая к биографическому методу, как В.В. Набоков, а оставаясь на почве изучения идей и концепций.

В Германии «История русской мысли» известна довольно неплохо. Характер учебного пособия, помимо содержания, сообщило ей гамбургское издательство «Ровольт», специализировавшееся на массовых тиражах и выпустившее книгу в удобном и популярном «карманном» формате. Потенциально этот труд способен повторить успех, найдя существенный читательский интерес и в России. Д.И. Чижевский обладает широчайшим кругозором в различных областях как русской, так и европейской мысли. Во всяком случае, столь же компетентного, взвешенного, богатого мыслями и фундированного в смысле источниковой базы исследования, охватывающего столь обширный исторический период — от Древней Руси до ХХ в. включительно, — не приходится, как мне представляется, ожидать от кого-либо из современных авторов. Д.И. Чижевский не ограничивается, как принято сегодня, составлением якобы научно-нейтральной историографической мозайки, сводом мнений некоторой суммы мыслителей, которых как будто ничего не связывает с изучаемыми материями, а дает живую историю живущей и воздействующей на реальность русской мысли.

Из бесед с бывшим ассистентом Д.И. Чижевского Франком Кемпфером из Мюнстера и уже упомянутым Эрвином Оберледером я установил, что «История русской мысли» изначально была написана по-немецки, без предварительных русских черновиков. Позже этот вывод подтвердили изыскания в гейдельбергском (послевоенном) архиве Чижевского, где я ознакомился с машинописными черновиками книги на немецком языке с рукописными вставками автора, тоже по-немецки (когда дело не касалось русских цитат), а также с договором с издательством «Ровольт» от 4 июля 1956 г. относительно издательских прав, сроков сдачи рукописи, авторского гонорара и проч. и дополнением к нему от 6 июля 1956 г. Тогда эти документы еще составляли отдельный необработанный фонд Отдела рукописей научной библиотеки Гейдельбергского университета, теперь они входят в коллекцию В.В. Янцена, приобретшего также и довоенный архив Д.И. Чижевского в Галле и объединившего оба комплекса в единое собрание, которое он несколько торжественно, но вполне оправданно называет «чижевскианой». Бесспорной заслугой В.В. Янцена является его заключение, что Д.И. Чижевскому принадлежит приоритет в создании интегративной, единой и масштабной истории русской мысли. Как установлено В.В. Янценом, значительные части будущей книги были замыслены еще в начале 1930-х гг., т. е. раньше, чем вышли в свет соответствующие знаменитые работы В.В. Зеньковского, Н.О. Лосского, Г.В. Флоровского и Н.А. Бердяева. Так что Дмитрия Ивановича можно считать одним из пионеров междисциплинарности и зачинателей научного жанра.

Несколько моих попыток получить в Германии поддержку для перевода «Истории русской мысли» на русский язык всегда наталкивались на стандартную реакцию: последнее издание книги вышло в 1974 г., работа потеряла научную актуальность. На этот аргумент существует два ответа. Во-первых, труд Д.И. Чижевского объективно составляет факт истории русской мысли, принадлежит ей, и он практически не известен русскому читателю: уже это делает задачу перевести книгу на русский, сделать ее доступной для обсуждения в России, в высшей степени актуальной. Возвратив это произведение на родину, Германия, где Д.И. Чижевский стал классиком в своей области знаний, в известном смысле вернула бы России некоторый моральный долг. Во-вторых, тезис о неактуальности и устарелости книги Д.И. Чижевского не выдерживает никакой критики, принимая во внимание все вышесказанное. Впрочем, в подобных случаях надлежит читать между строк. Подтекст возражений и ссылок на научную неактуальность, их действительный мотив, с присущей немцам политкорректностью не высказываемый явно, представляются предельно понятными. В Германии Чижевский есть — его нет в России. В конце концов, возвращать имена своих мыслителей — миссия России, а не Германии…

Место Д.И. Чижевского в национальной мысли, собственно, и не может быть похожим для России и для Германии. Там преобладает отношение к нему как специалисту, ученому-прикладнику, пусть и внесшему уникальный вклад в развитие своей научной отрасли. В нашей культуре он должен быть понят и воспринят как мыслитель, оригинальный и в то же время органично встроенный в русскую мыслительную традицию. Восстановить законное место Д.И. Чижевского в ней значило бы не просто заполнить историографический пробел, что само по себе необходимо, но узнать нечто важное о своей стране и о самих себе.

Литература

  1. Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1. Ч.Л.: Эго, 1991.
  2. Richter A., Klosterberg B.Berlin, Münster, 2009.
  3. Tschizewskij D. Russische Geistesgeschichte. В. 1. Hamburg, 1959.

*Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Смирнов И.П. Д.И. Чижевский (40 лет после смерти) // Философия хозяйства. 2017. № 5. С. 255—265.

Контакты

 

 

 

Адрес:           


119991, ГСП-1, Москва,

Ленинские горы, МГУ
3 учебный корпус,

экономический факультет,  

Лаборатория философии хозяйства,к. 331

Тел: +7 (495) 939-4183
Факс: +7 (495) 939-0877
E-mail:        lab.phil.ec@mail.ru

Календарь

Март 2024
19
Вторник
Joomla календарь
метрика

<!-- Yandex.Metrika counter -->
<script type="text/javascript" >
(function (d, w, c) {
(w[c] = w[c] || []).push(function() {
try {
w.yaCounter47354493 = new Ya.Metrika2({
id:47354493,
clickmap:true,
trackLinks:true,
accurateTrackBounce:true,
webvisor:true
});
} catch(e) { }
});

var n = d.getElementsByTagName("script")[0],
s = d.createElement("script"),
f = function () { n.parentNode.insertBefore(s, n); };
s.type = "text/javascript";
s.async = true;
s.src = "https://mc.yandex.ru/metrika/tag.js";

if (w.opera == "[object Opera]") {
d.addEventListener("DOMContentLoaded", f, false);
} else { f(); }
})(document, window, "yandex_metrika_callbacks2");
</script>
<noscript><div><img src="/https://mc.yandex.ru/watch/47354493" style="position:absolute; left:-9999px;" alt="" /></div></noscript>
<!-- /Yandex.Metrika counter -->

метрика

<!-- Yandex.Metrika counter -->
<script type="text/javascript" >
(function(m,e,t,r,i,k,a){m[i]=m[i]||function(){(m[i].a=m[i].a||[]).push(arguments)};
m[i].l=1*new Date();k=e.createElement(t),a=e.getElementsByTagName(t)[0],k.async=1,k.src=r,a.parentNode.insertBefore(k,a)})
(window, document, "script", "https://mc.yandex.ru/metrika/tag.js", "ym");

ym(47354493, "init", {
clickmap:true,
trackLinks:true,
accurateTrackBounce:true
});
</script>
<noscript><div><img src="/https://mc.yandex.ru/watch/47354493" style="position:absolute; left:-9999px;" alt="" /></div></noscript>
<!-- /Yandex.Metrika counter -->