wrapper

Telegr

***

Хозяйственная деятельность сверх уровня простого жизневоспроизводства, на наш взгляд, с объективной точки зрения бессмысленна (см.: [3]). Осмысленность же ей придает исключительно субъективное, или, точнее, субъектное, целеполагание. Цели хозяйственной деятельности — как и вообще любые цели — иррациональны: будь то потлач индейцев, строительство пирамид и храмовых комплексов древними египтянами, «бесконечное» накопление классического капитализма или неопотлач современного общества потребления. Рациональны лишь средства достижения этих иррациональных целей. В этом смысле потребление сверх уровня простого жизневоспроизводства всегда иррационально, а производство может казаться рациональным, но в конечном счете служит тому же иррациональному потреблению.

Современная система мирового псевдорынка лишь кажется рациональной, с точки зрения отдельно взятого производителя и потребителя. В действительности же она представляет собой не что иное, как идолопоклоннический культ, который ничем не лучше культа таинственных обитателей острова Пасхи, уничтоживших экосистему собственного острова (и, в конечном счете, самих себя) во имя сверхценной идеи установления как можно большего числа каменных истуканов, что превратилось в смысл и конечную ценность их бытия. Стоят ли за идолами современного мира ловкие «жрецы» с интересами своей касты или же пустота сложившихся безличных социальных механизмов и отношений — это в данном случае не важно. Важно то, что цели и смыслы экономической деятельности субъективно заданы так, чтобы направить «беговую дорожку», по которой идут соревнование и сопоставление «социальной успешности» от экзистенциальной личной свободы, к обезличенному потребительскому рабству [2, 48—50].

Однако, если цели и смыслы хозяйственной деятельности (т. е. производства, перераспределения, включая обмен, и потребления) субъективны и произвольны, не значит ли это, что их можно переопределить так, чтобы они направили вектор «беговой дорожки социального успеха» в противоположную сторону? Может ли быть построена отдельная автономная и при этом жизнеспособная «партизанская» экономическая контрсистема, способная выживать, самоподдерживаться, самовоспроизводиться и развиваться внутри существующей системы, но при этом основанная на совершенно иных ценностях и несущая в себе совершенно иные цели и смыслы? Может ли экономика из средства потребительского порабощения и идолопоклонства превратиться в средство личной духовной или хотя бы экзистенциальной свободы? Ответ на этот вопрос непрост. Для того, чтобы ответить на него, нужно принять во внимание ряд существенных и важных замечаний и условий.

Разумеется, любая хозяйственная деятельность производит материальные или информационные (хотя тоже на материальном носителе) продукты, включая товары и услуги. Никакая хозяйственная деятельность не может непосредственно производить духовные, или экзистенциальные, ценности и смыслы как таковые, поскольку они нематериальны, а следовательно, являются качественно внеэкономическими по самой своей природе. Это значит, что духовная свобода выходит за рамки любой хозяйственной деятельности и не может быть обеспечена никакой, даже самой идеальной экономической системой по существу. В лучшем случае хорошая экономическая система может лишь одно из двух: либо ограничить материальное производство и потребление достаточным для простого жизневоспроизводства минимумом, освободив человеческую жизнь от материального идола и в то же время обеспечив необходимые материальные условия и предпосылки для духовного развития, созерцания, саморефлексии, интеллектуального и художественного творчества, самопознания и познания природы; либо допустить своего рода символическое «одухотворение» непосредственно материальной хозяйственной деятельности, то есть процесса создания и потребления материальных благ. Однако в любом случае радикальное решение проблемы идолослужения по существу чисто экономическими средствами невозможно, экономика может лишь ослабить зависимость от материальных идолов или сделать их в какой-то степени «добрее» и «человечнее».

Будут ли материальные вещи чисто утилитарными средствами жизневоспроизводства или идолами, т. е. будут ли они служить человеку или, наоборот, быть предметом служения с его стороны — зависит не от самих вещей и в основном даже не от способа их производства, а от субъективного отношения к ним, от того, как они используются (использование материальной вещи в качестве идола, то есть для наделения своей жизни смыслом через служение этой вещи, — это тоже пусть и своеобразное, но использование).

Практически все потребление сверх простого жизневоспроизводства является потреблением образным, или символическим. Человек потребляет не столько сами вещи, сколько символы, смыслы и образы, которые с этими вещами связаны и которые в них материализованы. В свою очередь, эти образы связаны (зачастую глубоко в подсознании человека и в неотрефлексированном виде) с теми или иными базовыми потребностями — например, с потребностью в безопасности, в социальном признании и высоком социальном статусе, в собственной привлекательности для потенциального полового партнера, в принадлежности и сопричастности к той или иной группе и т. д. В большинстве случаев в современном мире человек платит не за потребление непосредственного материального блага (себестоимость его производства как такового ничтожна настолько, что благо может уже предоставляться по-коммунистически, т. е. по потребности и практически без ограничений: все равно возможности производства заведомо и намного превышают возможности потребления), а за потребление бренда как нематериального образа, связанного с данной вещью в сознании или в подсознании. Так, например, человек потребляет образ «достатка и материального изобилия», или образ «гармонии с природой» и «полезности для здоровья» (пресловутой «экологической чистоты»), или образ «социального успеха», или образ собственной «избранности и неординарности» и т. д. именно как психологический и ментальный образ, а не как материальную вещь, реально имеющую отношение к социальной успешности или полезности для здоровья.

Духовные и экзистенциальные ценности в процессе хозяйственной (экономической) деятельности не могут не только производиться, но и потребляться. Производиться и потребляться могут лишь их образы и символы, воплощением которых могут быть материальные вещи. Происходит ли в данном случае превращение вещей в идолы (материальные объекты сакрализации, поклонения и служения) и в суррогаты духовных ценностей или же их одухотворение и превращение в своего рода иконы (материальные образы нематериальных ценностей и смыслов) — опять-таки зависит только от отношения к ним. Благо или зло не заключены в самих вещах или в характере их производства, они заключены только в отношении к ним. В любом случае возможность превращения материальной вещи в идол никак не делает злом саму материальную вещь и материю как таковую.

Предлагаемые в настоящей статье рецепты не относятся к вопросам духа и духовности как таковым, они касаются сферы удовлетворения ряда сугубо психологических потребностей сугубо материальными, хозяйственными, экономическими средствами, т. е. сферы, заведомо более приземленной и вторичной. Станут ли эти технологии служить чисто утилитарным целям, послужат ли созданию материальной иконы неких экзистенциальных смыслов и потребностей или станут средством создания новых идолов — зависит не от самих этих средств, а от того, чего хочет и к чему готов по уровню своего духовного развития конкретный человек, их употребляющий. Так, человек, находящийся на уровне идолопоклонства, в любом случае найдет себе того или иного материального идола, поскольку иначе просто не может придать своей жизни цель, смысл и оправданность. В конце концов, идолопоклонничество (если понимать его не в собственно религиозном, а в более широком смысле) представляет собой не какое-то нравственное зло, а лишь определенный этап осознанности своего «Я», причем этап, далеко не самый низший. Во всяком случае, предлагаемые средства позволят даже такому человеку хотя бы создать себе идолов свободно и по своему усмотрению и разумению, наделив их своими собственными личными и персональными образами и атрибутами и освободив, тем самым, от безальтернативной необходимости поклоняться тем идолам, которые навязаны в качестве средства управления господствующей системой.

Образное, или символическое, потребление, как уже было отмечено выше, привязано к системе базовых психологических потребностей человека. Одной из форм схематичного наглядного представления этой системы является «пирамида потребностей», одна из версий которой (на наш взгляд, более ясная и работающая, чем классическая «пирамида Маслоу») приведена, например, в книге А.М. Зимичева «Психология политической борьбы» [1]. Данная модель описывает биологические и биосоциальные цели жизнедеятельности человека (как, впрочем, и любого другого общественного животного) в виде вертикальной иерархии, в основании которой лежат потребности в самосохранении и поддержании собственной жизни (в пище, одежде, жилище, сне, отдыхе и т. д.), над которыми стоят потребности продления рода (половой инстинкт) и сохранения вида (родительский инстинкт, забота о собственном потомстве и детях в целом), а над ними, в свою очередь, возвышаются потребности в доминировании: лидерство в малой группе, фронтальное лидерство (слава, известность, выделение и противопоставление себя толпе) и иерархическое лидерство (собственно, власть как таковая).

Место каждой из перечисленных целей жизнедеятельности в иерархическом ряду определяется объемом энергии, который человек или другое животное способны задействовать для реализации данной потребности, и максимальным уровнем препятствий, который ради достижения данных целей они готовы преодолеть (простейшая экспериментальная модель: максимальная длина создаваемого электрическим полем «коридора страха», который ради удовлетворения данной потребности готова преодолеть крыса).

Оказывается, ради удовлетворения полового и родительского инстинкта животное (в том числе человек) способно мобилизовать больше энергии, приложить бóльшие усилия и преодолеть бóльшие препятствия, нежели максимальный уровень усилий, который оно же готово приложить ради сохранения своей собственной жизни. Иными словами, существуют пороги страха и усталости, после которого животное отказывается бороться за свое выживание (например, за пищу), утрачивает «волю к жизни» и умирает. Но половой инстинкт, а в еще большей мере, родительский инстинкт позволяют преодолеть этот порог и совершить нечто большее, чем животное совершило бы ради спасения своей жизни. Еще больше сил оно способно мобилизовать для реализации потребности в доминировании, например, для того, чтобы добраться до горла своего конкурента за лидерство в стае.

Стремление к власти является высшей биосоциальной потребностью в том смысле, что из всех «естественных» потребностей оно является наиболее энергетически подкрепленной, т. е. способно высвободить максимальный объем усилий для своего удовлетворения: больше могут высвободить только искусственные стимулы типа наркотиков или электрода, напрямую вживленного в мозговой центр удовольствия. Однако далеко не у всех особей в группе активирована вся вертикаль перечисленных целей жизнедеятельности. Одна часть ограничивается чисто витальными потребностями, другая — потребностями продолжения рода, и лишь у активного меньшинства, вступающего в борьбу за власть, активизируется потребность в доминировании и высвобождается соответствующий этой высшей мотивации объем поведенческой энергии.

Таким образом, пирамида потребностей является одновременно и пирамидой социальной иерархии, место особи в которой зачастую определяется именно высшей из активированных у этой особи потребностей и соответственно уровнем высвобожденной биологической энергии. Данная концепция любопытным образом перекликается с теорией пассионарности Льва Николаевича Гумилева, постулирующей разный уровень своего рода «энергии» у разных людей и связь низкого уровня энергетики с приоритетом потребности в простом жизневоспроизводстве и безопасности, а высокого — с приоритетом потребности в лидерстве (иерархическом или «духовном») даже с риском для жизни.

Выше биосоциальных потребностей Зимичев располагает такие идеальные чисто человеческие цели жизнедеятельности, как категории изобилия (справедливости), добра, красоты и истины, однако их расположение в иерархии потребностей выглядит, на наш взгляд, искусственно и сомнительно, поскольку сами по себе они энергетически не подкреплены, а лишь являются рационализацией, т. е. культурной формой представления реальных биологических и биосоциальных потребностей, а также инструментом манипуляции, переноса самоотождествления с себя на кумира (вожака) и поведенческого программирования, с помощью которого недоминантные особи в группе программируются обслуживать интересы доминантов в ущерб своим собственным интересам (вплоть до буквального самопожертвования и самоотречения).

Данная модель, которую можно наглядно представить в форме пирамиды (рис. 1), действительно удобна при описании интегрального поведения больших групп людей в социальной системе. Однако эта модель, при всех ее несомненных достоинствах, имеет ограничение: она учитывает только потребности человеческой природы, абстрагируясь от всего личного, персонального и индивидуального, от любой экзистенциальности. В результате обезличенный человек, абстрагированный от всего личностного и сведенный к проявлениям одной только своей природы, предстает рядовым общественным животным.

Несомненно, подавляющее большинство поведенческих реакций и паттернов человека не имеет ничего специфически человеческого и роднят его, как минимум, со всеми человекообразными обезьянами, а, как максимум, — вообще со всеми высшими позвоночными. Видоспецифически человеческого в человеке, в сущности, немного (да и это немногое, по-видимому, присутствует далеко не во всяком), поэтому «животная» модель поведенческих реакций человека в целом неплохо работает, по крайней мере, при описании поведения масс и социальных структур в целом, т. е. при статистическом, обезличенном подходе к описанию. Однако в данном случае нам интересны как раз специфически человеческие потребности, связывающие психологию не столько с психофизиологией, сколько с экзистенциальной проблематикой, цели и мотивы поведения отдельно взятого человека как автономной и суверенной личности, а не как обезличенной единицы социума или биологического вида. Поэтому ни в коем случае не вместо, но в дополнение к указанной пирамиде биосоциальных потребностей, по Зимичеву, мы предложим свою версию пирамиды потребностей (рис. 2).

В основании предлагаемой нами пирамиды также лежит базовая потребность в выживании и поддержании своей жизни, как необходимом, хотя и не достаточном условии реализации всех остальных потребностей. Это — абсолютный минимум, при обеспечении которого могут актуализироваться все остальные потребности.

Рис. 1

Рис. 2

Если этот минимум обеспечен, то следующей по иерархии потребностью может выступать потребность в чувстве безопасности. Отметим, что ощущение безопасности — это нечто иное, чем сама безопасность. Сама по себе физическая безопасность как таковая имеет непосредственное отношение к первой, самой базовой потребности — в собственно выживании. Ощущение же безопасности — это уже потребность не физическая, а психологическая, связанная с упомянутым выше образным, или символическим, потреблением, в данном случае — потреблением образа безопасности и соответствующим чувством. Когда обеспечена собственная безопасность и ощущение этой безопасности, может активироваться потребность в личном пространстве и контроле над ним, т. е. в целостности и неприкосновенности той непосредственно окружающей среды, с которой человек пребывает в единстве и тесной, практически неразрывной взаимосвязи, а также в безопасности тех вещей, с которыми человек в значительной степени себя отождествляет и которые в известной мере воспринимает как непосредственное продолжение своего тела вовне, как, пусть и искусственные, внешние, но уже свои «органы», а не просто утилитарные орудия. Потребность в безопасности, контролируемости и неприкосновенности своего личного пространства является, таким образом, естественным расширением потребности в ощущении собственной безопасности.

Далее может активироваться потребность в контроле над ситуацией (власти над обстоятельствами собственной жизни), т. е. потребность в праве и в фактической возможности совершения поступка, в свободе и собственной субъектности и, что не менее важно, в субъективном психологическом переживании этой свободы и этой власти, т. е. своей воли. Это важная потребность, депривация которой, т. е. лишение человека психологического ощущения свободы выбора, возможности распоряжаться собой и собственной жизнью, влияния своих поступков и усилий на собственные результаты и окружающий мир, может привести к разрушению волевых качеств и способностей, к возникновению синдрома выученной беспомощности, к психологическому распаду личности и к утрате мотивации и воли к жизни, что, в свою очередь, вполне может привести и к физической смерти.

Наконец, когда и если удовлетворены эти потребности, то у человека могут активизироваться и актуализироваться самые высшие потребности, имеющие уже непосредственное отношение к экзистенциальным вопросам конечного смысла жизни — потребность в сопричастности к делу, выходящему за рамки индивидуальной жизни, и потребность в «бессмертии», в фиксации результатов своей жизни «в вечность». Вообще говоря, проблема осознания смертным человеком, с одной стороны, бессмертия как абстрактной идеи, а с другой — своей собственной конечности во времени и обреченности на смерть, является изначальной трагедией человеческого бытия и выступает центральной темой всей человеческой культуры, начиная от погребальных ритуалов неандертальцев мустьерской культуры, продолжая первым известным в истории литературным произведением (песни о Гильгамеше), всей религиозной традицией и заканчивая попытками современной науки бороться со старением химическими, гормональными и молекулярно-генетическими методами. Неудивительно, что в условиях, когда наука (равно как и магия, и иные формы оккультизма) оказывается неспособна дать человеку реальное физическое бессмертие, а обещание загробной жизни религиями никак невозможно проверить, потребность в личном бессмертии реализуется хотя бы в «урезанной», «приземленной», символической форме потребности в «бессмертии» хоть каких-то наиболее значимых итогов и результатов земной жизни, с которыми человек в наибольшей степени себя отождествляет или хотя бы материальной памяти и свидетельств о себе, своем имени и своей жизни.

Нетрудно видеть, что перечисленные потребности — это как раз те потребности в собственной субъектности, определенной автономии и суверенитете личности, которые в рамках существующей политико-экономической системы не только полноценно не удовлетворяются, но и целенаправленно подавляются. Безусловно, при желании можно сказать, что попытка фиксации результатов и материальной памяти своей жизни — это материалистический суррогат бессмертия души, иллюзия и идол, что потребность в контроле над личным пространством свидетельствует о духовной несвободе и т. д. и т. п.

Однако мы подчеркнем, что ни в коей мере не претендуем на решение экзистенциальных и духовных проблем материальными средствами, т. е. не создаем материалистический суррогат религии. Мы говорим лишь о том, что если экономическая, хозяйственная деятельность в земной жизни и материальное производство как таковое вообще имеют смысл помимо простого обеспечения материальных средств жизневоспроизводства, то цели и смыслы этого производства задаются произвольно и субъективно, и нет ничего плохого в том, что они хотя бы на уровне образа и символа соотносятся с экзистенциальной проблематикой смысла жизни. Разумеется, можно сказать, что любое стремление к реальной вечности и сохранению чего-либо навсегда в буквальном смысле слова в «реальном» физическом мире представляет собой не более, чем всякий раз совершенствуемую и расширяемую иллюзию. Однако с той же или даже большей резонностью можно рассматривать эту деятельность как сохранение человеком верности своей природе и своему назначению наделять бесформенную, бессмысленную и безличную пустоту «объективного мира» субъективными формами, ценностями и смыслами бытия подобно тому, как платоновский Демиург из текучей бесформенной хаотически движущейся материи лепит все составляющие космос вещи, наделяя их формой по образу предвечных идей. Можно, например, в этой связи вспомнить известную притчу про человека, которому Бог дал послушание всеми силами толкать гору (и, хотя человек так и не смог ее сдвинуть с места, но исполнил послушание, прилагая к этому все свои усилия, гору же в итоге для человека передвинул Бог в награду за его усилия). Но даже если оценивать ситуацию с самого низшего уровня осознанности, т. е. с уровня абсолютного непонимания совпадения данного в ощущении мира явлений и «идеального» мира умозрительных понятий в одних и тех же вещах с точки зрения непонимания субъект-объектного единства и даже просто с точки зрения неверия вообще в какую бы то ни было «высшую» реальность помимо данного в ощущении «объективного» «физического» мира, даже в этом случае стойкое и бескомпромиссное сопротивление «западного» человека конечной безличной обреченности и бессмысленности бытия представляется, пусть и обреченным на финальное поражение, но самоценным, благородным и героическим экзистенциальным актом, смысл и ценность которого, как минимум, заключается уже в нем самом.

В этой связи возникновение, развитие и успех проектов, нацеленных на повышение персональной субъектности человека (включая реализацию потребностей в полном контроле и суверенитете над своим личным пространством и над обстоятельствами собственной жизни), а также на фиксацию материального следа как индивидуальной, так и коллективной человеческой жизни как в цифровой, так и в физической форме практически предопределены спецификой «западного» менталитета и текущими социальными тенденциями, поскольку соответствуют фундаментальной потребности и волевой устремленности человека (по крайней мере, «западного») к запечатлению итогов своей жизни и к «бессмертию» — хотя бы в той ограниченной форме, в какой оно на данный момент технически возможно.

Такого рода проектом, в частности, является разработанный нами «Ковчег» (рис. 3). Программа «Ковчег» разрабатывается нами начиная с 2011 г. как совокупность автономных, но потенциально объединяемых в общую систему проектов-модулей, объединенных идеей создания максимально надежного, устойчивого, безопасного и контролируемого физического, социального и цифрового (информационного) пространства, способного сохранять стабильность в условиях нарастающего мирового кризиса.

Рис. 3

Миссия проекта включает три основные глобальные сверхзадачи:

  • повышение управляемости, предсказуемости и контролируемости своей жизни и окружающей реальности;
  • сохранение и фиксация в «вечности» материального и информационного следа как результата и итога жизни отдельного человека, семьи, корпорации, культуры в целом;
  • социальная самоорганизация «орденско-сетевого» типа, формирование на основе общих базовых потребностей и ценностей коллективного действующего субъекта, способного осмысленно, целеполагательно и конструктивно влиять на ход событий в стране и в мире.

При этом решение первой глобальной сверхзадачи, в свою очередь, распадается на следующие основные направления:

  • повышение личной безопасности в том числе на случай природных, техногенных, социальных, политических, военных и др. катаклизмов;
  • высоконадежное и безопасное хранение имущества, материальных ценностей и финансов, в том числе разработка и реализация высоконадежных консервативных стратегий инвестирования;
  • высоконадежное и безопасное хранение информации, поддержание и контроль ее идентичности;
  • создание защищенного и полностью контролируемого (в идеале — абсолютно контролируемого) личного пространства.

В совокупности решение этих задач нацелено на удовлетворение потребностей в спектре от обеспечения безопасности и ощущения абсолютной контролируемости личного пространства («мой дом — моя крепость») до придания смысла своей жизни (ответ на вопрос: что в итоге от моей земной жизни останется «в сухом остатке» и сохранится в веках, что станет ее конечным итогом и результатом?). Впрочем, отдельные реализуемые в рамках проекта «Ковчег» потребности и соответственно отдельные структурные модули проекта, нацеленные на удовлетворение этих потребностей, требуют особого, специально им посвященного более детального описания.

Литература

  1. Зимичев А.М. Психология политической борьбы. Второе переработанное и дополненное изд. СПб.: Санта, 1993.
  2. Строев С.А. Иррациональность потребностей и субъективная психологичность экономики // Философия хозяйства. 2016. № 6. С. 42—55.
  3. Строев С.А. Индустрия потребностей и желаний как инструмент управления // Философия хозяйства. 2017. № 2. С. 40—58.

References

  1. Zimichev А.M. Psikhologiya politicheskoj bor'by. Vtoroe pererabotannoe i dopolnennoe izd. SPb.: Santa, 1993.
  2. Stroev S.А. Irratsional'nost' potrebnostej i sub"ektivnaya psikhologichnost' ehkonomiki // Filosofiya khozyajstva. 2016. № 6. S. 42—55.
  3. Stroev S.А. Industriya potrebnostej i zhelanij kak instrument upravleniya // Filosofiya khozyajstva.

В.П. Кожевников

Природно-географический тренд
кризиса российского капитализма
*

Аннотация. В статье выясняется дискуссионная роль природно-географического фактора и его влияния на экономику хозяйствования в России. Обосновывается, что капитализм в России сталкивается с природно-географическими и цивилизационными ограничителями, делающими его проблематичным, которые исключают механическое копирование опыта западного капитализма и требуют учета национальной специфики. Объясняется, почему огромная территория, транспортные издержки, суровый климат делают Россию «задворками мирового хозяйства», создают сложные условия добывания прибавочного продукта, затратные механизмы. Утверждается, что в России отсутствует оптимальная территориальная структура капиталистической экономики как системы. Идет не пространственная экспансия капитализма, а деградация пространства, неравномерное его развитие. Обосновывается природно-потребительский тип хозяйствования России, сдерживающей ее новационное развитие.

Ключевые слова: природно-географический фактор, российская цивилизация, генетический код, капитализм, мировое хозяйство, детерминизм, природная среда, рыночная экономика, климатические особенности, историческая инерция, прогресс, менталитет.  

Abstract. The article turns debating the role of natural and geographical factors and its impact on the economy of management in Russia. It is proved that capitalism in Russia is faced with natural and geographical and civilizational limiters, which exclude the mechanical copying of the experience of Western capitalism, grown in other historical circumstances, and require consideration of nationalspecifics. Itexplains why a huge territory, transportation costs, a harsh climate make Russia «the backyards of the world economy», create complex conditions for obtaining surplus product, and costly mechanisms. It is argued that in Russia there is no optimal territorial structure of the capitalist economy as a system. There is not the spatial expansion of capitalism, but there is the degradation of space, its uneven development. It grounds the nature-consumer type of management of Russia, which restrain its novative development.

Key words: natural and geographical factors, the Russian civilization, the genetic code, capitalism, the world economy, determinism, the natural environment, the market economy, climatic features, the historical inertia, progress mentality.

УДК 008(07)

ББК 6/8

Российскую социально-историческую среду, совокупность русских условий развития капитализма нельзя рассматривать в отрыве от условий природно-географического фактора. Б.Н. Миронов пытается опровергнуть гипотезу Пайпса — Милова о роковых последствиях «суровой» российской природы для нашей страны в доиндустриальную эпоху и гипотезу А.П. Паршева о трагических последствиях природно-климатических особенностей российской природы в индустриальную и постиндустриальную эпохи. Он рассматривает их как проявление географического детерминизма. Географическая среда, с его точки зрения, играла важную, но не решающую, а второстепенную роль в развитии социума, которое определялось культурными факторами [6, 85, 87, 90, 92, 96—97].

И.А. Ильин считал, что государственная форма и экономическое обустройство страны не могут не завесить от территориальных размеров страны и численности ее населения, климата и природы. Суровый климат затрудняет организацию народа и экономики, все отношения, все управление. А.А. Зиновьев обращал внимание на то, что Россия — цивилизация «большого пространства и времени», самая холодная цивилизация в мире с рискованным земледелием и суровой зимой. Природа влияет на рыночный и нерыночный характер людей, на продовольственное обеспечение страны, на ее промышленность, определяет ее оборону. Географический и климатический факторы воздействуют даже на структуру и динамику мировой финансовой системы, на мобильность капитала и трудовых ресурсов, определяют траекторию экономического роста. Они детерминируют темпы роста ВВП на душу населения, создают дополнительные риски экономического развития и особенности АПК: тормозят переход к экстенсивным формам труда, увеличивают затраты на ЖКХ, транспорт и др. В формировании русского менталитета, как отмечал Н.А. Бердяев, природно-географический фактор сыграл колоссальную роль. Он требует национальной модели рыночной экономики, сочетающей в себе синтез традиций и современности [3, 94—107].

Евразийцы в своей методологии подходили к развитию хозяйства России, ее производительных сил, исходя из природно-географического фактора. Россия-Евразия «как сухопутный массив» представляет собой целостный материк, имеющий весьма немногие соприкосновения с берегами океана-моря, и в общем отрезан от него. Этим затрудняется конкуренция, господствующая в мире океанического хозяйства, выдвигающая начало монополии, с неизбежностью приводящая с собой государственное вмешательство.

П. Савицкий подчеркивал, что вхождение России в мировой рынок в связи с ее огромной территорией, огромными транспортными издержками делает ее «задворками мирового хозяйства». Затратные механизмы хозяйствования, сложные условия добывания прибавочного продукта делают ее менее конкурентоспособной. И в этом смысле капитализм, тем более его классическая форма, в России запоздал и стал нежизнеспособным по природно-географическому фактору, ибо не смог на основе свободного рынка и частной собственности создать сильную, независимую Россию, обеспечить народу приемлемый достаток, разумный уровень жизни. Необъятная Россия имеет другие начала, чем на Западе, что делает проблематичным построение западной модели капитализма.

Сложные климатические и экстремальные условия России не благоприятствуют формированию в России модели ни классического, ни периферийного капитализма. России отведена роль сырьевого придатка мирового капитализма. Здесь как нигде ландшафт определяет систему хозяйства в мировой экономике, а природная среда и численность населения — уровень развития производительных сил и темпы экономического развития. По мнению А. Тойнби, Россия, сосредоточенная в приделах Московского царства, имела бы больше шансов на цивилизационный прорыв, но завоевание Сибири стоило ей цивилизации в европейском смысле слова.

Раздвоенность России между Европой и Азией, между Севером и Югом обусловливает то, что Россия никогда не сможет стать ни абсолютно северной, ни абсолютно европейской страной, — полупериферийность будет постоянно преследовать ее. Эта раздвоенность отражает ее вечный внутренний раскол (блестящая Москва и бедная периферия, бедная деревня и др.) и вечную необходимость в сильном государственном управлении для преодоления этого раскола. В горизонтальной структуре Земли Россия занимает место сырьевой и индустриально аграрной полупериферии, а становлению российского капитализма препятствует разнонаправленность ее различных подсистем. В России нет устойчивой территориальной структуры капиталистической экономики как системы, сформированной совокупностью рыночных факторов. Отсутствует оптимальная территориальная организация экономики страны, а сетка экономических районов не отражает существующую структуру экономики [7, 24—26].

Парадокс российского капитализма в том, что он противоречит тенденции к максимальной пространственной экспансии на протяжении всего периода существования России. Он автократичен и децентрализован, разрушает единое экономическое пространство. Господствует не эффективная пространственная экспансия, характерная для классического капитализма, происходят разрушение пространства, его деградация, как и его подсистем. Неравномерное становление капитализма по регионам России выражается в разных структурах производства, различном уровне затрат его рыночных отношений. Неравномерность также выражается в темпах проведения приватизации и аграрных реформ, развитии рыночной инфраструктуры и предпринимательской деятельности, инвестиций и др. Сегодня в выигрыше сырьевые регионы, остальные — дотационные. Налицо неоднородность и неравномерность экономического развития капитализма в регионах из-за пространственного неравенства. С.Г. Кара-Мурза [4, 177] отмечает, что власть продолжает курс на создание островков «модерна и постмодерна» в море архаизации, а не восстанавливает отечественное хозяйство как целостную систему. Утрачивается связность страны, а уклады жизни людей в разных частях уже не соединяют их. Разница в доходах в среднем на душу населения между регионами, составляющая 12 раз, означает распад страны, если она даже формально и не распадается.

Капитализм не увеличил экономическую эффективность территорий и привел к запустению окраин, развитию и концентрации бизнеса лишь в Москве, Петербурге и сырьевых регионах. Но даже и они не являются местом новационного развития. В России не работают общие пространственные закономерности, и это тормозит технический прогресс, снижает эффективность хозяйствования, усиливает неравномерность регионального развития. Фактически в регрессивных регионах «новая рыночная структура» слаба. Инвестиции идут в регионы, обладающие географическими преимуществами, лучше обеспеченные природными ресурсами, которые востребованы рынком, имеющие пограничное положение на торговых путях, снижающих транспортные издержки. Большинство регионов просто не в состоянии участвовать в глобальной экономике.

Территориальный, климатический и другие факторы предопределяют скорость оборота капитала в общественном производстве, более высокие издержки на производство товаров, удорожание цен на них, снижают конкурентоспособность российского капитализма на мировом и внутреннем рынке, затрудняют эффективность управленческой деятельности. Природные условия в целом не благоприятны для капитализации России. Ресурсы, расположенные в Сибири и на Дальнем Востоке, требуют больших затрат на инфраструктуру, транспортных расходов для производителей и во многом предопределяют затратную экономику России. Децентрализация и дезинтеграция экономического пространства богатых ресурсами российских регионов вызывают стремление к независимости от центра, переориентации экономики на внешнеэкономическую деятельность, создание свободных экономических зон, стремлению к обособлению. Степень суверенизации регионов России оказалась нетипичной для мирового опыта, а нередко и противоречит Конституции РФ. Дальнейшая капитализация страны по англосаксонскому образцу создает тотальную угрозу целостности российскому государству, разрушает единое экономическое пространство и внутренний рынок, рынок труда, природопользования, кредитования и инвестирования, усиливает монополию.

Не будут ли огромные пространства России-Евразии одной из основных причин задержки и медленного, деформированного становления капитализма? Природная ограниченность объема производства, совокупного прибавочного продукта, затратная «экономика» требуют национализации природных богатств, командных высот экономики, а не создания жестких рычагов государственного механизма, направленного на его изъятие у населения. М.Н. Туган-Барановский отмечал, что вся цивилизация Запада выросла из средневекового города, цехового ремесла — город создал буржуазию, ставшую носителем культуры и знания, экономического развития. Россия же не проходила стадии городского хозяйства, у нее не было интенсивного развития ремесла и торговли. Наша сегодняшняя буржуазия не является источником новационного развития России, ее модернизации. Она носит в основном сырьевой, торгово-посреднический, компрадорский характер.

Общие пространственные закономерности влияют даже на смену общественно-экономических формаций. Социалистические производственные отношения сложились в первую очередь в сугубо континентальных странах и распространялись по суше. Социалистические государства представляли единый континентальный монолит, а буржуазные страны — единый морской монолит: США, Великобритания, Австралия, Канада. Континентальное развитие ведет к формированию буржуазных отношений медленно и носит неполный, порой поверхностный характер. Обширные территории России не знали в свое время крепостного права, как и сегодня капитализма, который носит порой формальный, неорганический характер. Пространство в России тормозит сегодня формирование капиталистических производственных отношений и их последующее развитие [1, 934—935]. Оно же влияет и обусловливает масштабы, последовательность, темпы и характер капитализации России. К примеру, идея шоковой терапии не имела под собой теоретической базы и была нецелесообразна в России в силу природно-географического фактора: огромных ее пространств, зон и их специфики, самобытного разделения труда, организации рынка и торговых связей. Введение института частной собственности не привело к эффективному размещению ресурсов. Пороки рынка и частной собственности породили условия не к объединению, а создали угрозу распада России.

Прогресс определяется региональным структурным разнообразием производства, протяженностью страны со значительным населением. Сырьевая направленность российской экономики ведет к тому, что все ресурсы страны (трудовые, финансовые, технологические) отвлекаются от новаций, затрудняют переход России на новый технологический уклад. Поэтому необходимо срочно уменьшить зависимость страны от экспорта сырья и импорта технологий. Будущее развитие может быть успешным только через длительную высокотехнологическую модернизацию.

Природно-географические особенности России, антикапиталистический ее дух делают проблематичным формирование иудео-протестантского капитализма. Русский и русскость — антиподы западничеству: у нас другое понимание добра и зла, греха, молитвы, покаяния, спасения, другой взгляд на мир, тип мировоззрения, русского восприятия мира [5, 236]. И.А. Ильин отмечал такие черты русского этнического характера, связанные с природно-климатическими условиями и ландшафтом, как замедленность и способность задерживать реакцию, стремление работать в своем ритме и по своему плану; некоторая «вязкость» мышления и действия («русский мужик задним умом крепок»), трудная переключаемость с одного вида деятельности на другой [2, 428—429].

Российская ментальность всегда характеризовалась природно-потребительским типом хозяйствования, сдерживающим новационное развитие. Сырьевая модель российского капитализма — это не что иное, как вариация того же природно-потребительского, а не новационного типа хозяйствования. Только основой его являются не длительное крепостное земледелие, а паразитирование на природном рынке национальных богатств России.

Природно-географический фактор способствовал определенной изоляции российского общества, ибо ограничивал торговые связи, если не создавал отсталость, то сдерживал развитие. Неоднородность территории затрудняла формирование централизованного управления огромной территорией и единовластия, что препятствовало новациям и техническому прогрессу. Разумеется, нельзя усматривать основную причину отсталости России и непродуктивности российского капитализма в географии, по Даймонду, или через призму современной теории экономического неравенства, объясняющего его «экологическим детерминизмом». Критикуя Даймонда, Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон считают, что географическое положение для перехода страны к интенсивному росту мало что значит, а главное здесь — институционный подход. Хотя надо иметь в виду, что при объяснении причин экономического развития, культурный, институциональный и географический факторы тесно взаимосвязаны. Влияние географических условий на экономическое развитие общества очень велико. Естественные барьеры отрезали Россию от внешнего мира, что приводило к откатам, контрреформам, возвратам и стагнации — в отличие от Европы. В российском капитализме слабо работает механизм «созидательного разрушения» — при всей открытости страны к новационному развитию. Необходима смена формата реформ развития. Для России первично изменение в политической структуре для перехода к устойчивому экономическому росту [8, 38—43].

Природно-географический фактор требует другой модели новационного развития России, ибо тип российского капитализма не позволит создать у нас конкурентоспособную экономику, поскольку затраты у нас выше. Он противоречит действующему здесь закону коммунальности — нерасчлененности ее системы хозяйственного механизма. А денационализация природных ресурсов лишает Россию возможности прогрессивного развития и порождает воровское государство, противоречащее национальным интересам. У нас нет даже свободы предпринимательства как главной черты классического капитализма. Главный советник строительства капитализма в России Дж. Сакс в середине 1990-х гг. писал, что возможность для высшего чиновничества в России легко обогащаться на торговле ресурсами послужила почвой для беспрецедентной коррупции, разрушающей страну. Восточная Европа бедна ресурсами, и там не было почвы для взрыва коррупции. В отличие от российской Конституции в западных странах природные богатства провозглашены народным достоянием.

Россия — уникальная евразийская цивилизация, синтез Востока и Запада с «большим пространством-временем», собственными экономическими законами развития, обусловленными циклами. В связи с природно-географическими условиями здесь слабо выражены и сформированы механизмы социокультурной трансляции, поэтому часто рвется нить преемственности и вся система обречена, по Кондратьеву, на изменение в режиме малых циклов, которые равняются приблизительно шестидесяти годам — это время смены трех поколений. Россия, с нашей точки зрения, обречена развиваться в русле малых циклов и в XXI в. Причем ментальная матрица малых циклов воспроизводит прежние явления (а в России удивительная историческая повторяемость) в несколько измененной форме и содержании. Поэтому она никогда не возвращалась к старому, но всегда сохраняла ментальное ценностно-смысловое ядро. Процесс преобразований разрушал прежнюю базовую структуру, но она восстанавливалась затем в своих ментальных и функциональных характеристиках. Эти синергетически действующие механизмы российского малого цикла внушают оптимизм на будущее развитие России по принципу «ни капитализма — ни социализма» (Ф. Бродель).

Литература

  1. Арсланов В.В. «Инклюзивные институты» — основной фактор устойчивого роста // Общественные науки и современность. 2016. № 4.
  2. Ильин И.А. Основы христианской культуры. СПб., 2004.
  3. Кара-Мурза С.Г. Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса. М., 2013.
  4. Кожевников В.П., Вострецов П.А. Русская специфика новый парадигмы экономического развития России. Н. Новгород, 2016.
  5. Кожевников В.П. Концепция русской культуры. М., 1999.
  6. Миронов Б.Н. Кто виноват: природа или институты? (Географический фактор в истории России). Статья 2 // Общественные науки и современность. 2015. № 1.
  7. Скопин А.Ю. Экономическая география России. М., 2003.
  8. Цветков К.А. Исследование производственных отношений. М., 2006.


Reference

1.Arslanov V.V. «Inkljuzivnye instituty» — osnovnoj faktor ustojchi-vogo rosta // Obshhestvennye nauki i sovremennost'. 2016. № 4.

2.Il'in I.A. Osnovy hristianskoj kul'tury. SPb., 2004.

3.Kara-Murza S.G. Spasti Rossiju. Kak nam vyjti iz krizisa. M., 2013.

4.Kozhevnikov V.P., Vostrecov P.A. Russkaja specifika novyj paradigmy jekonomicheskogo razvitija Rossii. N. Novgorod, 2016.

5.Kozhevnikov V.P. Koncepcija russkoj kul'tury. M., 1999.

6.Mironov B.N. Kto vinovat: priroda ili instituty? (Geograficheskij faktor v istorii Rossii). Stat'ja 2 // Obshhestvennye nauki i sovremennost'. 2015. № 1.

7.Skopin A.Ju. Jekonomicheskaja geografija Rossii. M., 2003.

8.Cvetkov K.A. Issledovanie proizvodstvennyh otnoshenij. M., 2006.

А.И. Разумовский

Практическая адаптация схем управления знаниями*

Аннотация. В статье предпринята попытка изменения главенствующего сегодня концептуального подхода к проблеме управления знаниями посредством схем. Рассмотрена возможность полной индивидуализации процесса передачи знаний и создания комфортных условий их творческой адаптации. Предложены две основных точки опоры процесса передачи знаний: интерес акцептора к получаемым знаниям и личный опыт их практического применения.

Ключевые слова: передача знаний, индивидуализация, творчески-интеллектуальное взаимодействие, владелец знаний, акцептор знаний.

Abstract. in the conceptual approach to the issue of knowledge management schemes by the report of an attempt to change the overriding today. The possibility of full individualization of process of transfer of knowledge and creation of comfortable conditions of their creative adaptation is considered. Proposed two main points of support the transfer of knowledge: an acceptor of interest to acquire knowledge and personal experience of their practical application.

Key words:transfer of knowledge, individualization, creative and intelligent interaction, the owner of knowledge, knowledge acceptor.

УДК 338.24:334.7

ББК 65.01

В перспективе получения положительных ответов на вопрос, связанный с практической адаптацией схем управления знаниями, следует определить основные понятия. Под управлением знаниями будем понимать процесс передачи индивидуально содержательной информации от носителя знаний к их акцептору, при условии практического усвоения им этой информации. Важность практической апробации информации основывается на необходимости ее дальнейшего применения.

Изначально будем исходить из постулата, что любые схемы сами по себе работать не будут, особенно схемы процессов, в которых задействован творческий человеческий фактор. Схемы также не работают в виде готовых работающих шаблонов, переносимых из реальных ситуаций. Схема не действует самостоятельно, но всегда ее производительность соотносится с активностью конкретного индивида, включаемого в схему явно или неявно. Поэтому в плане адаптации схем и шаблонов следует обеспечивать опору на индивидуальность. При этом имеется множество проблем, связанных с креативной составляющей мышления индивида. Поэтому, если элементом некоторой системы является человек, важно всегда находить возможность эксплуатации его индивидуальности. В особенности, его знаний, творческой сноровки и опыта.

Индивидуальность включает в себя как минимум две составляющие: восприятие и интерпретацию, в результате которой информация может приобретать в сознании индивида различную не только форму, но и содержание. Надо также отметить еще один момент. Значение может иметь собственно процесс передачи знаний другому лицу. И здесь многое зависит от качества этого процесса передачи, от возможностей и способностей обладателя знаний. В предельном случае информация может быть передана полностью, что выглядит малореальным. Это слишком идеалистический сценарий. В противном — крайнем — случае информация не будет передана вовсе, включая также и полностью превратное ее значение. Этот сценарий представляется гораздо более естественным и реалистичным.

Кроме того, надо иметь в виду, когда мы вообще говорим об управлении, в частности — управлении знаниями, — необходимо нацеливаться на контроль результата такого управления. Чем более обширен ареал контроля над процессом передачи знаний, чем при этом качественнее инструментальные средства мониторинга, тем выше надежность действительного достижения поставленных целей. Это значит, что в стремлении к адаптации схем в плане достижения надежной передачи от обладателя к акцептору знаний важно ответить на вопрос: каким образом можно удостовериться, что знания действительно переданы и переданы в удовлетворительном качестве? Для этого важна «выращенная» в условиях конкретной корпорации или предприятия «субкультура» межличностного взаимодействия, которая позволяла и способствовала бы как непосредственной трансляции знаний, так и их коррекции или преобразованию. Необходимо наладить интеллектуально- творческую среду взаимодействия участников процесса передачи знаний. Еще с
1960-х гг. в нашей стране практиковался адаптивный подход к коллективному обучению посредством систем, созданных на основе гибридного интеллекта [2]. Сегодня развитой базе информационно-технологических средств и решений требуется баланс в направлении поддержки творческой активности индивида, которая при передаче знаний обеспечивается общением.

Для примера рассмотрим один из известных элементов организационной схемы передачи знаний — такой, как наставничество. В этой схеме имеются наставник и акцептор передаваемых наставником знаний. Поставим вопрос: каким образом сам наставник и, допустим, внешний наблюдатель, cмогут убедиться в удовлетворительности передачи знаний? Можно почти гарантировать, что поставленный подобным образом вопрос позволит осуществлять превентивный контроль над качеством передачи знаний получателю. Такой вопрос адресуется как самому наставнику (владельцу знаний), так и любым внешним (по отношению к группе взаимодействия) наблюдателям. Квинтэссенция ценности этого вопроса заключается в требовании ответственности за результат со стороны каждого из участников взаимодействия. Проявление самого результата передачи знаний заключается в предъявлении результатов выполненных заданий.

Касаясь непосредственно вопроса передачи знаний, точнее, контроля над результатом их передачи, следует отметить, что, как и в процессах воспитания и образования, которые являются одними из наиболее наглядных примеров управления знаниями, основами приобретения знаний являются два элемента: интерес акцептора к получаемым знаниям и опыт их практического применения.

Знания всегда «привязаны» кроме индивидуальности также к контексту их использования. Они обязаны соответствовать обстановке, соотносимой с реальной практикой их использования. Следует, таким образом, организовывать обязательную апробацию передаваемых знаний в «полевых» условиях. Иначе говоря, знания, переданные без такой по возможности немедленной апробации, которая должна сыграть роль скрепляющего элемента, оказываются практически обречены на скорое забвение или бесполезность.

Достижения интереса у акцептора знаний связано с организацией разности состояний между отсутствием информации по предмету и ощущением важности ее приобретения. Возникающий интерес влечет за собой возможность позитивного восприятия передаваемых знаний. Полученные знания должны быть незамедлительно закреплены в сознательном опыте акцептора, для чего необходимо предложить ему самостоятельно поставить самому себе несколько задач (в рамках переданных знаний о предмете), а затем их решить. Такие самостоятельно сформулированные задачи позволят связать воедино схематику и теорию переданных знаний с собственным опытом акцептора на базисе возникающего интереса. В любом случае подобная задача, ее постановка и решение акцептором осуществятся исключительно индивидуально, что даст возможность оценить каждый элемент в цепи процесса управления знаниями.

Такие задачи, разумеется, могут быть поставлены непосредственно в реальной инженерной плоскости, но важно исключить вариант типовых задач: задачи, поставленные вне интереса и комфорта индивида, не принесут пользы — такие знания переданы не будут.

Если термин «знания» соотнести исключительно со свойствами сознания человека: помнить, создавать и исправлять (хотя, в интеллектуальном плане, к этому списку можно добавить: выбирать), то в управлении знаниями (в отличие от существующего традиционного представления, делящего знания на формализованные и персонифицированные) останется лишь личностно ориентированное качество информации. За рамками предлагаемого представления окажутся документация и инструментальные средства, которые мы здесь рассматривать не станем.

Таким образом, можно построить информационную модель личностно ориентированного управления знаниями — Владелец/Передача/Акцептор (ВПА) (рис. 1).

В этой модели передача знаний опирается на интеллектуально- творческое взаимодействие индивидуального характера, а любая IT-поддержка выведена за рамки такого взаимодействия и должна рассматриваться отдельно. Эта модель, кроме того, указывает на внешний контроль над передачей знаний со стороны управляющих персон корпорации.

Рис. 1. Информационная модель личностно ориентированного управления знаниями

В этой модели передача знаний опирается на интеллектуально- творческое взаимодействие индивидуального характера, а любая IT-поддержка выведена за рамки такого взаимодействия и должна рассматриваться отдельно. Эта модель, кроме того, указывает на внешний контроль над передачей знаний со стороны управляющих персон корпорации.

Такой внешний контроль с заинтересованной стороны позволит интегрировать нового носителя знаний в функционирующую канву предприятия на уровне реально решаемых задач. Надо добавить, что в модели ВПА лишь средний элемент — передача знаний — может иметь общее информационно-технологическое обеспечение, два крайних элемента также могут использовать IT-средства, но сугубо индивидуально, поэтому в модель они включаться не должны.

Концептуально модель ВПА можно условно сопоставить с методологией экстремального программирования [1], в которой эффективность достижения результата связывается с коротким циклом обратной связи, непрерывной информационной интеграцией и обоюдными знаниями.


Литература

  1. Бек К. Экстремальное программирование. СПб.: Питер, 2002.
  2. Венда В.Ф. Системы гибридного интеллекта: Эволюция, психология, информатика, М.: Машиностроение, 1990. 448 с.

References

  1. Bek K. Jekstremal'noe programmirovanie SPb.: Piter, 2002.
  2. Venda V.F. Sistemy gibridnogo intellekta: Jevoljucija, psihologija, informatika. M.: Mashinostroenie, 1990. 448 s.2.

А.О. Левкина

Финансовое гетто инновационного развития общества*

Аннотация.Рассмотрен феномен денегв историческом контексте и в современном мире. Выявлены деформации социально-экономических отношений и антигуманные последствия цивилизационного развития монетарной системы. Приведены примеры практического внедрения альтернативных денежных систем, гуманизирующих социальную реальность. Сделан вывод о необходимости пересмотра функции денег, денежной системы с позиций гуманистических ценностей в целях обеспечения прогрессивного инновационного развития гуманного общества.

Ключевые слова:финансы, денежная система, монетарная экономика, инновационное развитие общества.

Abstract. The article presents historical review of monetary system in the modern world. The paper examines the social-economic relations and the consequences of monetary system. The special attention paid to the examples of influence of different monetary systems on the social reality. The author provides to exchange the role of monetary functions and monetary system for future innovative development of human society.  

Key words: financial sector, monetary system, monetary economy, innovative development of society.

УДК 111.6

ББК 87.6

Культурология, этнография и антропология однозначно указывают на то, что человеческие общности в начале своего развития не знали понятий прибыли, денег и эксплуатации труда других людей. Эти понятия в истории мировой культуры возникли позже.

Логические этапы возникновения
и развития монетарной системы

1. С начала своего основания главные школы в исследовании первобытных культур — французская социологическая (Э.Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, О. Конт и др.) и английская антропологическая (Э.Б. Тайлор, Дж.Дж. Фрэзер) сходятся в том, что с ростом численности населения необходимо разделялись функции между людьми (охотники, ремесленники, земледельцы, целители, воины, ученые и т. д.) [9; 13; 22; 26].

2. Разделение функций между людьми привело к формированию новых отношений между ними (например, в виде спора о «стоимости» в самых первых ситуациях обмена). «Стоимость» — это, по генезису, социальное отношение (отношение, возникающее между конкретными людьми), результат разделения функций между ними [4; 15; 16].

3. Для целей сохранения и быстрого (в момент необходимости) получения ресурсов (продуктов питания, материалов и т.д.) был создан эквивалент стоимости — деньги (соглашение о способе обмена ресурсами). Деньги стали социальной инновацией, поскольку качественно улучшили процессы обмена, освободив людей от многоходовых стратегий обмена, от получения в обмен ненужных вещей и от заботы о сохранности продуктов питания, полученных сверх требуемого в настоящий момент.

Деньги тесно связаны с институтом частной собственности [5]. С социально-психологической точки зрения деньги — материализованные социальные отношения спора о том, чье имущество обладает преимуществом (что дороже, что стоит больше). В отсутствие такого спора о преимуществах (без необходимости сравнивать их) нет вообще никакого практического смысла определять стоимость чего бы то ни было. Таким образом, по происхождению деньги — это воплощенная разделенность (а потом — разобщенность) людей.

Феномен денег в современном мире

В современном мире монетарные отношения приводят к принципиальным деформациям, искажениям социально-экономических отношений как в сфере производства и потребления, так и в сфере культуры, науки, искусства, образования, медицины. А в установившемся сегодня капиталистическом товарном хозяйстве денежная прибыль естественным образом ценится выше реального результата деятельности, полезного для себя и других.

Монетарная система — использование денег в качестве посредника в обмене ресурсами — и возможность накапливать их как богатство вынуждают людей стремиться к прибыли, вместо того чтобы создавать полезный для жизни результат. Производится огромное количество некачественных товаров, создаются искусственные потребности, производится гигантский объем опасных продуктов питания, опасных «лекарств», отравляется планета [2; 20; 25]. В итоге снижается уровень общего благосостояния и безопасности.

Эксперты Всемирного фонда дикой природы подсчитали, что на 2011 г. для выживания человечества требовалось 1,5 планеты Земля[1] (WWF Global Footprint Network, 2011), что говорит о крайне нерациональной и недальновидной общемировой системе хозяйствования, ведущей к экологической катастрофе. В современной культуре понимание национального и мирового богатства редуцировано до финансовых показателей, выраженных в деньгах — абстрактных символов богатства (Globalwealthreport.CreditSwissresearchinstitute, 2016), что подменяет собой понимание богатства как благосостояния общества в широком смысле (здоровье, доступность и качество образования, медицины, ресурсосберегающие технологии, отсутствие экологических проблем, войн, преступности, рост возможностей реализации потенциала каждого индивида на благо общества, биоразнообразие в природе). Тогда как значительная часть продукции в рыночной экономике предназначена не для удовлетворения жизненно важных потребностей, а для удовлетворения неестественных (сформированных ради прибыли) потребностей; такая продукция не может включаться в состав богатства общества [11].

Исторически, для разных традиционных форматов общественного социально-экономического развития монетарная система является общей мета-системой. В экономике общества, опирающейся на ростовщическую финансовую систему, устанавливается доминирование финансовых показателей успешности в ущерб социально-экономическим показателям благополучия, что обусловливает подмену смысла эффективности и престижности любой организационной деятельности.

Монетарная система, в которой деньги являются товаром и средством накопления богатства, по факту, служит инструментом создания и усугубления социальной несправедливости, средством разделения людей, усиления разобщенности между ними. Ценности субъектов деятельности в монетарной системе противоречат гуманистическим ценностям, вытесняя последние на периферию и постепенно заменяя их минимально необходимыми этическими и нравственными нормами (часто искаженными) для поддержания существующего общественного строя.

Современная финансовая система прошла через целую цепочку духовных, политических и финансовых трансформаций: легализацию ростовщической деятельности («производство денег из денег»); возведение в ранг нормы «частичного банковского резервирования» («производство денег из ничего»); создание банков как ключевых институтов «денежной цивилизации»; организация фондовых и валютных бирж; введение (а затем упразднение) «золотого стандарта»; «изобретение» различных «финансовых инструментов»; создание банковских офшоров и прочее [11]. Многие мыслители доказывали невозможность преодоления экономических и финансовых кризисов в рамках «денежной рыночной цивилизации» и необходимость пересмотра базовых механизмов экономической системы исходя из гуманистических ценностей [6; 18; 23; 24; 31].

Хрематистика с развитием монетарной ростовщической системы постепенно подменила собой экономику и как деятельность, и как науку. Сегодняшнее «хрематистическое инновационное развитие» способствует неестественному «раздутию» финансового сектора, в котором прибыльность значительно выше, чем в реальном секторе экономики[2]; данный феномен уже с конца XIX в. широко обсуждается как проблема «финансолизации экономики» [27; 28; 29], или «финансового капитализма» [30; 32; 33; 34].

Такой социально-экономический контекст подменяет ценностную основу процессов, которые, по сути, должны привносить гуманизм в социальную реальность, — инновационного развития, развития торговли, обмена, гуманитарной помощи, культурного обмена, социального предпринимательства, ослабления экономических и политических границ между странами. Учитывая беспрецедентную концентрацию капитала в мире [36], данные процессы в контексте существующей культуры так или иначе направлены на поддержку элитаристского мирового порядка. Так, современные процессы глобализации являются частью конструирования социальной реальности, «в результате которой нежелательные для Нового мирового порядка субъекты должны быть нейтрализованы и вытеснены из международной жизни» [8] и носят отнюдь не гуманный характер. Инновации в данной культурной среде, являющейся по сути финансовым гетто для 99% населения планеты [35], также используются, в основном, как инструменты поддержания и развития культуры элитаризма и «общества потребления» [2, 10].

Освобождение от финансового гетто:
утопия или необходимая реальность?

В сегодняшней геополитической ситуации реализация идей немонетарной экономики многими экономистами и философами пока видится утопичной, однако «очищение» денежной системы от ссудного процента и лишение денег функции накопления (с помощью налога на деньги) уже способны преобразить общественные отношения в намного более здоровые и конструктивные и этому имеются, кроме логических, практические доказательства.

Один из таких примеров — свободные деньги (нем. Freigeld), введенные немецким экономистом Сильвио Гезеллем, — деньги, «свободные от процентов» и используемые только как мера стоимости и средство обмена. «Свободные деньги» воплощают идею о «правильных» деньгах, которые служат только инструментом обмена. Согласно Гезеллю, современные формы денег неэффективны, служат инструментом мошенничества и ростовщичества. Первое практическое применение идей Гезелля состоялось в 1931 г. в баварской деревне Шваненкирхен. Для возрождения угольной шахты стали использовать частную валюту под названием вара (wära). Эта валюта планомерно обесценивалась, для поддержания платежеспособности наличности держатели были обязаны платить сбор. Таким образом была ограничена возможность использования этой валюты для накоплений и тем самым стимулировался активный товарообмен. Эксперимент полностью оправдал все позитивные ожидания, однако был вскоре прекращен Министерством финансов Германии указом Брюнинга от 30 октября 1931 г.

Вторым практическим применением взглядов Гезелля был эксперимент в 1932 г. в австрийском городке Вергль. В результате эксперимента в городе был построен мост, улучшено состояние дорог, увеличились капиталовложения в общественные службы. Именно во время, когда многие страны Европы вынуждены были бороться с растущей безработицей, уровень безработицы в Вергле снизился за год на 25%.Когда более 300 общин в Австрии заинтересовались данной моделью, Национальный банк Австрии усмотрел в этом угрозу своей монополии и запретил печатание свободных местных денег.

Швейцарский WIR(нем. Wirtschaftsring-Genossenschaft)хозяйственно-рыночный кооперативбыл основан в 1934 г. как механизм преодоления платежного кризиса, сложившегося под влиянием Великой депрессии. Данный проект существует до сих пор, возможно, потому что, в отличие от многих инициатив по внедрению альтернативных денег, встречающих сопротивление со стороны властей, был легализован на самых первых этапах его реализации [12], а также потому, что проект деградировал — с 1952 г. в кооперативе отказались от «налога Гезелля», а позже ввели и ссудный процент (хотя и лишь только для внешних должников).

В России основанный на теории Гезелля оборот товарных талонов («шаймуратиков») производился в деревне Шаймуратово Кармаскалинского района Республики Башкортостан в 2010—2011 гг. Причиной эксперимента стали закредитованность и отсутствие денежной ликвидности у фермерского предприятия ООО «Шаймуратово» после финансового кризиса 2008 г. и засухи 2010 г., что привело к многомесячной задолженности по зарплате и грозило предприятию банкротством. Кроме того, назрела необходимость упростить оплату труда в натуральной форме и избавиться от ведения «долговых тетрадей» в сельских магазинах. Каждые 28 дней номинал талона уменьшается на 2% от изначального номинала (по сути — это плата за пользование талонами, демередж, «плата за простой»). На каждом талоне были указаны даты (расписание) его поэтапного обесценивания. Обесценивание товарных талонов стимулировало его держателей к реализации талонов, что увеличивают местный товарооборот («перезапускают местную экономику»). Верховный суд Республики Башкортостан в 2012 г. накладывал запрет на выпуск свободных денег, но в феврале 2013 г. башкирская деревня Шаймуратово через суд восстановила в правах свою локальную валюту. В настоящее время оборот бумажных талонов прекращен, ведутся работы по введению электронных «шаймуратиков».

Автор эксперимента экономист Р. Давлетбаев оценивает итоги инновации как «удивительные»: во время спада и кризиса российской экономики товарные талоны компенсировали падение рубля на 20%, сделали общий кризис «незаметным» для работников, также удалось поддержать платежеспособный спрос, несмотря на сезонность доходности агропромышленного хозяйства[3].

Подобный эксперимент повторил бывший банкир, фермер села Колионово Михаил Шляпников для расчета с соседями и односельчанами. Представители власти также сочли, что суррогатные денежные единицы — колионы[4] — «представляют угрозу для единства платежной системы РФ» и «дезориентируют население в условиях экономического кризиса», против фермера было возбуждено уголовное дело [1]. В настоящее время колионы стали электронными токенами — криптоколионами, и еще более эффективно работают на благо фермерского хозяйства, его партнеров и потребителей.

Таким образом, все реальные попытки применить на практике теорию свободных денег продемонстрировали неоспоримые позитивные результаты: останавливается инфляция, быстро и существенно снижается безработица, значительно повышаются товарооборот, деловая и инвестиционная активность. Следует считать доказанным, что отмена ссудного процента и превращение денег в средство обмена (с помощью введения запланированного обесценивания денежных знаков — так называемого налога Гезелля), обеспеченное реальным продуктом, позволяет исцелить экономику, приводит к возрождению и развитию реального сектора экономики.

Существуют успешные примеры и полной отмены денежной системы. Несмотря на широко распространенный критицизм коммунистической идеи о полной отмене денег и распределении благ по потребностям, подкрепленный развалом СССР, в истории известен факт успешности ее реализации. В 1936—1939 гг. в Испании в одной из аграрных провинций, Арагоне, были поддержаны и реализованы на практике идеи либертарного коммунизма и анархизма. Необходимо отметить, что на территории Арагоны отменили не только деньги, но и власть. Каждый делал работу «по способностям» и по своим физическим возможностям и получал на общественных складах ровно столько, сколько ему требовалось. Наемный труд и деньги были запрещены, землей распоряжались те, кто ее обрабатывал, структуры власти отсутствовали, советы осуществляли функцию перераспределения излишков продукции между коммунами, а также обмена товарами с соседними регионами. При этом не было лимитов на потребление и не было потребления сверх меры. Функцию валюты выполнял общественный договор. Эксперимент был успешным, длился около двух лет, в нем участвовало, по разным оценкам, от 500 до 800 тыс. человек.

В отличие от большевиков, испанские анархо-синдикалисты не стремились захватить государственную власть, а полностью отказались от идеи власти, денег и капитала, построив общество нового коммунного типа [7]. Этот недлительный эксперимент показал, как в самоорганизующейся системе стихийно создаются необходимые учреждения и механизмы самоуправления, имеющие целью решить, а не «решать» определенную проблему или задачу, в отличие от традиционных бюрократических структур, склонных к формализму и заботящихся о самосохранении больше, чем о полезном результате деятельности.

Социальный философ М. Букчин, исследователь испанского анархизма, квалифицирует его как антииерархическую идею, а не индивидуалистическую. Отличительной особенностью испанского анархизма является его направленность на устранение доминирования человека человеком, а не только уничтожение государства и эксплуатации правящими экономическими классами, сосредоточенность на общине, а не на экономических компонентах хозяйства, таких как фабрика и все, что относится к конфедеративным формам организации, при этом община основана на этике взаимопомощи, а не на договорной системе услуг и обязанностей [3]. В испанском анархизме М. Букчин видел прообраз будущей социальной неоэкономики.

Современные исследователи характеризуют современную эпоху как «эпоху великого эволюционного перелома, которая есть эпоха краха капитализма, рынка и либерализма и одновременно эпоха ноосферной социалистической революции» [21, 256], основой которой должен стать «отказ от денежной и формирование деловой экономической культуры» [14, 25].

Заключение

Таким образом, монетарная система является внешней по отношению к деятелю структурой деятельности, в которой реальный результат (полезность для людей) подменяется символами его оценки (денежными знаками). Иначе говоря, современная финансовая система, основанная на ссудном проценте и большом количестве финансовых деривативов, является способом концентрации капитала и способствует росту социального неравенства посредством спекулятивного неэквивалентного обмена и обесценения реального труда, его действительно полезных результатов.

Современный межцивилизационный период, т. е. состояние культуры между двумя разными ее формами, определенными устойчивыми общественными соглашениями и принятыми нормами [17], характеризуется фундаментальной переоценкой механизмов общественного развития и опорных ценностей. Этот период, «период сензитивности» культуры к переменам, «период бифуркации» [19], с одной стороны, характеризуется множеством глобальных проблем и кризисов, являющихся следствием системного кризиса цивилизационного развития, с другой — множеством возможностей повлиять на ход развития всей общественной системы посредством осознанных направленных воздействий. Одна из таких «точек бифуркации» — функции денег, денежной системы, пересмотр которых с позиций гуманистических ценностей является важным условием прогрессивного инновационного развития гуманного общества.

Литература

  1. Арсюхин Е. Как фермер Шляпников чуть не обрушил финансовую мощь России // Комсомольская правда.
  2. Бодрийяр Ж. Общество потребления. М.: Республика, 2006.
  3. Букчин M. Социальный анархизм или анархизм образа жизни? СПб.: Самоопределение, 2013.
  4. Вальтух К.К. Информационная теория стоимости. Новосибирск: Наука; Сибирская издательская фирма РАН, 1996.
  5. Веблен Т. Теория праздного класса: экономическое исследование институций. М.: Прогресс, 1984.
  6. Гезелль Й.С. Естественный экономический порядок. Берлин, 1906.
  7. Дамье В. История анархо-синдикализма. Краткий очерк. М.: Либроком, 2010.
  8. Дуреев С.П., Дуреева Н.С. Конструирование социальной реальности в контексте современного мирового развития // Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 3(395).
  9. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М.: Канон, 1996.
  10. Ильин А.Н. Консьюмеризм как фактор антикультурной инновационности // Вопросы философии. 2016. № 4.
  11. Катасонов В.Ю. История и идеология «денежной цивилизации». М.: Институт русской цивилизации, 2013.
  12. Катасонов В.Ю. Мировая финансовая пирамида. Финансовый империализм как высшая и последняя стадия капитализма. М.: Книжный мир, 2016.
  13. Конт О. Дух позитивной философии. Слово о положительном мышлении. М.: Либроком, 2012.
  14. Королев В.К., Евграфова О.В. Философия хозяйства как «метафизика» неоэкономики: проблема человека // Философия хозяйства. 2017. № 2. С. 18—27.
  15. Левкин В.Е. Психофизическое отношение: опыт введения категории (из серии «Аспекты философии психологии») // Калейдоскоп культуры: феномен и осмысление. Сб. статей. 2004.
  16. Маркс К. Капитал. СПб: ИГ Лениздат, 2013.
  17. Павлов А.В. Цивилизация и межцивилизационная эпоха // Вестник Пермского университета. 2012. № 3 (11).
  18. Поланьи К. Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд, земля и деньги // Thesis. 1993. № 2.
  19. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог «Человека с природой». Екатеринбург: Едиториал УРСС, 2014.
  20. Розмаинский И.В. Почему «развитие капитализма» сопровождается ухудшением качества товаров? // Современная экономическая теория. 2011. № 9(1).
  21. Субетто А.И. Дилемма хаоса и порядка: на пути к ноосферной управляемой экономике // Философия хозяйства. 2017. № 2.
  22. Тайлор Э.Б. Антропология (введение к изучению человека и цивилизации). СПб.: Изд. И. И. Билибина и К°, 1882.
  23. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 34. Произведения 1900—1903. М.: Российская государственная библиотека, 2006.
  24. Фреско Ж. Проектирование будущего. Venus:Venus Project, Inc, 2007.
  25. Фреско Ж., Медоуз Р. Все лучшее, что не купишь за деньги. Интернет-изд-во: ОО «Проектирование Будущего», 2002.
  26. Фрэзер Дж.Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1980.
  27. Bartlett B. Financialization as a Cause of Economic Malaise // New York Times. 2003. June 11 // http://economix.blogs.nytimes.com/ 2013/06/11/financialization-as-a-cause-of-economic-malaise (acsessed: 13.08.2017).
  28. Cushen J. Financialization in the workplace: Hegemonic narratives, performative interventions and the angry knowledge worker // Accounting, Organizations and Society. 2013. № 38 (4), Р. 314—331.
  29. Epstein G. Financialization, Rentier Interests, and Central Bank Policy. Amherst: University of Massachusetts, 2002.
  30. Hudson M. Financial Capitalism vs. Industrial Capitalism //Michael Hudson on finance, real estate and the powers of neoliberalism. 1998. Sept. 3 // http://michael-hudson.com/1998/09/ financial-capitalism-v-industrial-capitalism (acsessed: 13.08.2017).
  31. Jozeph P. The new human rights movement: reinventing the economy to end opression. Dallas: BenBella Books,
  32. Marois T. States, Banks and Crisis: Emerging Finance Capitalism in Mexico and Turkey. Cheltenham Glos: Edward Elgar Publishing, 2012.
  33. Philippon T. The future of the financial industry // Stern on Finance. 2008. Nov. 6 // http://w4.stern.nyu.edu/blogs/sternonfinance/2008/11/the-future-of-the-financial-in.html.
  34. Reinert E.S., Daastøl A.M. Working papers in technology governance and economic dynamics // Production Capitalism vs. Financial Capitalism — Symbiosis and Parasitism. An Evolutionary Perspective and Bibliography. Tallin: Tallin University of Technology. 2011. December // http://technologygovernance.eu/files/main/2012032710291818.pdf (acsessed: 13.08.2017).
  35. Stiglitz J.E.The Great Divide: Unequal Societies and What We Can Do About Them. N.Y: , 2016.
  36. Vitali S., Glattfelder J.B., Battiston S. The network of global corporate control // PLoS ONE. 2011. № 10.

References

1.  Arsjuhin E. Kak fermer Shljapnikov chut' ne obrushil finansovuju moshh' Rossii // Komsomol'skaja pravda. 02.06.2015 // http://www.tumen.kp.ru/daily/26388/3266046 (acsessed: 13.08.2017).

2.  Bodrijjar Zh. Obshhestvo potreblenija. M.: Respublika, 2006.

3.  Bukchin M. Social'nyj anarhizm ili anarhizm obraza zhizni? S-Pb: Samoopredelenie, 2013.

4.  Val'tuh K.K. Informacionnaja teorija stoimosti. Novosibirsk: Nauka. Sibirskaja izdatel'skaja firma RAN, 1996.

5.  Veblen T. Teorija prazdnogo klassa: jekonomicheskoe issledovanie institucij. M.: Progress, 1984.

6.  Gezell' J.S. Estestvennyj jekonomicheskij porjadok. Berlin, 1906.

7.  Dam'e V. Istorija anarho-sindikalizma. Kratkij ocherk. M.: Librokom, 2010.

8.  Dureev S.P., Dureeva N.S. Konstruirovanie social'noj real'nosti v kontekste sovremennogo mirovogo razvitija // Vestnik Cheljabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2016. № 3 (395). S. 2126.

9.  Djurkgejm Je. O razdelenii obshhestvennogo truda. M.: Kanon, 1996.

10.Il'in A.N. Kons'jumerizm kak faktor antikul'turnoj innovacionnosti // Voprosy filosofii. 2016. № 4. S. 171—182.

11.Katasonov V.Ju. Istorija i ideologija «denezhnoj civilizacii». M.: Institut russkoj civilizacii, 2013.

12.Katasonov V.Ju. Mirovaja finansovaja piramida. Finansovyj imperializm, kak vysshaja i poslednjaja stadija kapitalizma. M.: Knizhnyj mir, 2016.

13.Kont O. Duh pozitivnoj filosofii. Slovo o polozhitel'nom myshlenii. M.: Librokom, 2012.

14.Korolev V.K., Evgrafova O.V. Filosofija hozjajstva kak «metafizika» neojekonomiki: problema cheloveka // Filosofija hozjajstva. 2017. № 2. S. 18—27.

15.Ljovkin V.E. Psihofizicheskoe otnoshenie: opyt vvedenija kategorii (iz serii «Aspekty filosofii psihologii») // Kalejdoskop kul'tury: fenomen i osmyslenie. Sbornik statej. 2004. S. 1040

16.Marks K. Kapital. SPb: IG Lenizdat, 2013.

17.Pavlov A.V. Civilizacija i mezhcivilizacionnaja jepoha // Vestnik Permskogo universiteta. 2012. № 3 (11). S. 17—26.

18.Polan'i K. Samoregulirujushhijsja rynok i fiktivnye tovary: trud, zemlja i den'gi // Thesis. 1993. № (2). S 10—17.

19.Prigozhin I., Stengers I. Porjadok iz haosa. Novyj dialog «Cheloveka s prirodoj». Ekaterinburg: Editorial URSS, 2014.

20.Rozmainskij I.V. Pochemu «razvitie kapitalizma» soprovozhdaetsja uhudsheniem kachestva tovarov? // Sovremennaja jekonomicheskaja teorija. 2011. № 9 (1). S. 8—16.

21.Subetto A.I. Dilemma haosa i porjadka: na puti k noosfernoj upravljaemoj jekonomike // Filosofija hozjajstva. 2017. № 2. S. 252—259.

  1. °, 1882.

23.Tolstoj L.N. Polnoe sobranie sochinenij. 34 Proizvedenija 1900-1903. M.: Rossijskaja gosudarstvennaja biblioteka, 2006.

24.Fresko Zh. Proektirovanie budushhego. Venus: Venus Project, Inc, 2007.

25.Fresko Zh., Medouz R. Vse luchshee, chto ne kupish' za den'gi. Internet-izd-vo: OO «Proektirovanie Budushhego», 2002.

26.Frjezer Dzh.Dzh. Zolotaja vetv'. Issledovanie magii i religii. M.: Politizdat, 1980.


В.Е. Сабинин, С.Г. КовалЁв

Логикацивилизации: 1917—2017*

Аннотация. На основе гипотезы о цикличности смещения движущих сил прогресса цивилизации из сферы материальной в духовную и обратно определена цивилизационная функция Революции 1917 г. и советского социализма как конкурента капитализму в процессе оптимизации соотношения прав человека и общества. Рассмотрен перечень системных дефектов современной социальной организации, иллюстрирующих завершение эпохи капитализма и наступления переходного периода к созданию посткапитализма. Предложены варианты конструкции постсоветского социализма — эквивалента посткапитализма как системы социальных отношений, ориентированной на модернизацию экономики и социальной организации в направлении ресурсосбережения и социальной справедливости.

Ключевые слова: цивилизация, капитализм, социализм, экономика, политика, культура, идеология, гибридная война.

Abstract. Based on the hypothesis of cyclic displacement of the driving forces of civilization progress from the material sphere to spiritual and backward, the civilizational function of the 1917 revolution and Soviet socialism as a competitor to American capitalism in the process of optimizing the correlation of human rights and society is determined. The list of system defects of the modern social organization that illustrate the completion of the epoch of capitalism and the onset of the transitional period to the creation of postcapitalism is considered. Options are proposed for the construction of post-Soviet socialism in the part of modernizing the economy and social structure in the direction of resource saving and social justice.

Key words: civilization, capitalism, socialism, economics, politics, culture, ideology, hybrid war.

УДК 304.4

ББК 60.0

Предисловие. Ситуацию в социальном устройстве человеческого сообщества в первой четверти XXI в. некоторые специалисты квалифицируют как глобализацию, другие — как мировую гибридную войну, третьи — как то и другое совместно. Очевидно одно: действующая система социальных отношений утратила устойчивость и управляемость. Наступил период, когда общепринятые нормы социального взаимодействия  перестают действовать, а новых еще нет. В этих условиях неприемлемо возрастает вероятность катастрофических кризисов, причем военный вариант вовсе не единственный. Во всяком случае, эксперты Давосского экономического форума в последние годы акцентируют внимание на разрушительных угрозах в области качества среды обитания и в сфере глобального финансового регулирования.

С другой стороны, процесс глобализации свидетельствует о появлении  нового субъекта интересов — единой популяции человека. Но глобализация — всего лишь форма современного социального движения. В чем его содержание, что является движущей силой и что ожидает нас дальше? Ну и, конечно, хотелось бы определить предназначение событий 1917 г. в судьбе цивилизации и место в ней сегодняшней России.

Попытки поиска ответов на эти и иные вопросы предприняты ниже.

Начнем с определений ряда терминов, которыми мы будем пользоваться в последующем. Некоторые из них мы упоминали ранее [4].

Цивилизацияесть популяция «человека разумного», поведение которой определяется сознанием.

Сознание есть способность действовать независимо от инстинктов.

Качество условий жизни человекаесть совокупность показателей и динамики духовного и материального благосостояния. 

Потребительское качествоесть свойство объекта, обеспечивающее жизнедеятельность человека в материальной и (или) духовной сфере.

Общественный труд есть процесс преобразования ресурсов природы в валовое потребительское качество.

Производительность общественного трудаесть объем валового потребительского качества, отнесенный к изъятым из природы ресурсам и к численности популяции.

Коллективный труд есть производство товаров и услуг.

Социальная справедливость есть динамическое равновесие в распределении прав человека и общества.

Демократия есть механизм поддержания динамического равновесия в пространстве распределения прав человека и общества.

Система социальных отношений есть совокупность норм и правил поведения личности в окружающей социальной среде.

Движущая сила прогресса цивилизации есть стремление к улучшению качества условий жизни в режиме бесконечного существования популяции. Движителем в этом процессе является система социальных отношений. Когда системные возможности роста уровня материального обеспечения оказываются исчерпанными, неудовлетворенность этим проявляется в духовной сфере, что может стать основным поводом для смены системы. Иначе говоря, максимум движущих сил развития периодически перемещается из сферы материальной в духовную, и обратно. История цивилизации иллюстрирует именно такую логику, в соответствии с которой состояние, в котором «бытие определяет сознание», трансформируется в состояние, где «сознание определяет бытие». При этом напряженность в сфере сознания может проявиться в случайном направлении, но чаще в области национальных или религиозных противоречий. Такая рокировка есть один из источников волн и циклов в общественном развитии, широкие исследования которых начаты работами А.Тойнби [9].  Отметим, что его понятие цивилизации не соответствует нашему определению.

В соответствии с этой логикой, после того, как были исчерпаны возможности роста материального обеспечения, например, в феодальной системе общественного устройства, наиболее острыми оказались проблемы в сфере сознания, где приоритетной стала проблема прав человека. Неудивительно, что в структуре постфеодализма — капитализме — проблема трансформации наследственных привилегий аристократии в привилегии успешного работника была решена в гипертрофированном виде. К началу XX в. возникший уже при капитализме дефицит социальной справедливости оказался настолько острым, что привел к возникновению ощутимого потенциала противодействия. Однако возможности капитализма еще не были исчерпаны, и этот потенциал был реализован не его заменой, а созданием в 1917 г. альтернативной системы — советского социализма. Если в капитализме за основу взят здоровый социальный эгоизм, построенный на базе главенства материальных интересов и прав человека, то в советском социализме был реализован приоритет моральных стимулов и абсолютизированы права общества. Но не на основе механизма, автоматически поддерживающего социальное равновесие, а в режиме планирования, где идеалом неизбежно оказывается уравниловка. В системе, где действенность денег искусственно занижена, основным инструментом поддержания социального равновесия оказывается соотношение принуждения и убеждения.

У каждой из этих систем были свои достоинства и свои недостатки. В XX в. задачей цивилизации стала оптимизация соотношения прав человека и общества, которая осуществлялась в форме конкурентного сосуществования американского капитализма и советского социализма. Логичным завершением этого противостояния должно было стать появлением системы, интегрирующей их достоинства и свободной от их недостатков. В рамках этой концепции исчезновение советского социализма означало всего лишь старт переходного периода к формированию посткапитализма. Если бы распался капитализм, это был бы старт построения постсоветского социализма, что по конечному содержанию практически одно и то же. Случилось так, как случилось, но апологеты капитализма провозгласили ситуацию как свою победу и абсолютизацию его достоинств. Возможность получения контрибуции оказалась более привлекательной, чем удовлетворение интересов цивилизации.

Неадекватность оценки сути событий просматривается в выступлении Президента Франции Н. Саркози на ВЭФ «Давос—2010», в котором он призывал «спасти капитализм, сделав его нравственным». Ранее то же самое мы слышали в призыве М.С. Горбачева к реконструкции советского социализма, но «с человеческим лицом». СССР с этой задачей не справился, и у капитализма на этом пути также нет перспектив. Оба лидера подтвердили: максимум движущих сил развития цивилизации переместился в духовную сферу, а это один из индикаторов смены системы. Но не единственный.

Мерой качества системы является производительность общественного труда. Ее содержание определяет численность популяции, которую система способна бесконечно «кормить» в условиях ресурсных ограничений. Но формирующие ее величины имеют различную и часто неопределенную размерность, а значит, численное значение такой производительности рассчитать невозможно. Попытки расчета в денежных единицах корректны только для оценки труда, все компоненты которого входят в состав сметы технико-экономического обоснования, т. е. коллективного. Это суждение приведено для того, чтобы напомнить: величина производительности труда в денежном исчислении не является решающей при оценке качества системы — это лишь один из аргументов. В то же время такая величина доступна и позволяет сделать важные выводы.

В нашей работе [2] на основе статистики Всемирного банка было показано, что расходы цивилизации на оплату труда превышают расходы на оплату ресурсов природы примерно в 2,5 раза. Можно отнести величину такой производительности к перечню характеристик капитализма, поскольку именно в этот период была произведена большая часть потребительского качества. И хотя расчет полуколичественный, получается, что экономия труда при капитализме статистически более выгодна, чем экономия «объектов труда». И результат — завышение расхода ресурсов, занижение глубины их обработки и завышение количества отходов. Это и есть причина, в соответствии с которой режим природопользования за последнее столетие стал истощительным, а цивилизация стала жить на планете «в долг», что отрицает возможность бесконечного существования. Уже начинают проявляться признаки дефицита ресурсов, возникают технико-экономические диспропорции, изменяется ценовое равновесие, нарастает угроза глобальных экологических и финансовых кризисов. Ряд отступлений от состояния равновесия прямо или косвенно можно считать производными от этой проблемы. В том числе следующие.

Из приведенного соотношения следует, что около трети финансовых ресурсов расходуется на сырье. Такая смета характерна для простых ремесленных технологий, что не соответствует современным представлениям о наукоемкости. Значит, стоимость ресурсов завышена, и источником такого завышения является природная рента. Но в создание природы труд человека не вложен, и деньги — мера труда — вообще не могут быть мерой их стоимости. Нарушение этого принципа есть одна из причин общемировой финансовой диспропорции в форме нескончаемой инфляции. Частичная «объективизация» цен на ресурсы в рамках рыночной логики ранее была доступна в режиме таможенных процедур, хотя и приводила лишь к перераспределению негативных последствий в пользу экономически более сильного конкурента. В глобализирующемся обществе действенность этой методологии ограничена, что стало еще одним источником ускоренного нарастания экологической и финансово-экономической неустойчивости.

Избыток «лишних» денег стимулирует широкое распространение биржевых игр, когда на нужды реальной экономики расходуются лишь несколько процентов от общего объема финансовых потоков. В результате, деньги утрачивают качества меры, а процессы, в которых они являются регулятором, утрачивают чувствительность к ним. Это кризис рыночной экономики, а за ней и всей системы, обслуживающей капитализм.

Движущей силой капитализма является конкуренция, где победитель и побежденные институционально формируют социальное неравенство. Объективные успехи капитализма обеспечивают рост уровня жизни и — одновременно — падение дееспособности конкуренции. Для поддержания потенциала конкурентности теперь приходится обращаться в регионы, в которых капитализм, в силу действия закона неравномерности развития, еще не достиг своей высшей фазы. Поиск и эксплуатация «партнеров», которые заранее обречены на роль доноров, — форма современного колониализма, источник постоянных конфликтов и дискомфорта в сфере сознания [6].

Методология конкурентной борьбы формирует тенденцию укрупнения субъектов предпринимательской деятельности как наиболее жизнеспособных. Эти признаки можно наблюдать, например, в виде появления транснациональных корпораций. Постепенно система ТНК де-факто становится государствообразующей. Пределом этой тенденции является государство-бизнесмен. Эта конструкция стимулирует появление специфической разновидности системы, которая содержит признаки «государственного капитализма». Такой результат предвидел еще Ф. Энгельс [10, 281], хотя и вкладывал в этот процесс несколько иной сюжет.

Государство, настроенное на обслуживание классического капитализма, в период его распада постепенно утрачивает эффективность управления обществом. Результатом становится расцвет таких системных дефектов, как бюрократия и коррупция, дополнительно стимулирующих рост социальной напряженности. Определим: «бюрократия есть исполнение обязанностей без ответственности», «коррупция есть незаконная торговля правами государства». Пределом бюрократизации является состояние, при котором система начинает обслуживать самое себя, тормозя любую ненормированную деятельность. С другой стороны, максимум коррупции есть сращивание бизнеса и государства, при котором государство продолжает развиваться, но в «случайном» направлении. Если отбросить в сторону эмоции, то получается, что предел бюрократизации есть точно коллапс, а вот предел коррупции содержит и элементы конструктивной логики. В рамках этой логики трансформация опыта советского социализма, где государство было единственным «бизнесменом», и современного российского капитализма, в котором уже чиновник становится бизнесменом, в «государство-предприниматель» представляется достаточно перспективной, хотя и требует тщательного анализа.

Борьба с бюрократизацией и коррупцией, вне их восприятия как показателей несовершенства системы, никогда не будет завершена. В этом смысле государственный капитализм предлагает варианты.

Перечень системных дефектов в различных структурных элементах капитализма можно было бы продолжить. Пришло время расплаты за материальное благополучие, построенное на «истощительном» расходовании природных и социальных ресурсов. Как и все ранее существовавшие социально-экономические формации, пройдя периоды расцвета и процветания, капитализм завершает свое существование, все дальше уводя цивилизацию от логики жизнеобеспечения и самосохранения.

Попытки сохранить монополию капитализма тормозят развитие, делают его «неустойчивым». Период от распада СССР и до настоящего времени можно рассматривать как цивилизационный застой на фоне деградации капитализма. Это естественно, поскольку монополия, по определению, в большей степени ориентирована на стабильность, чем на развитие. Одним из проявлений деградации стало распространение методологии экономических санкций как инструмента, имеющего целью «подчинить противную сторону своей воле». Что в точности соответствует определению войны, данному немецким военным теоретиком К. фон Клаузевицем. Замена регулирующей роли денег на политические решения эквивалентна переходу к политэкономии капитализма, содержание которой в современном исполнении есть гибридная война. «Гибридная война есть подавление конкурентоспособности государства путем целенаправленной дестабилизации его ментальных, экономических, финансовых и иных институтов невоенными методами». Не следует рассматривать гибридную войну как нечто неполноценное. На войне как на войне, просто методы и средства иные, и их перечень еще не исчерпан. Во всяком случае, терроризм как один из инструментов гибридной войны уже унес сотни тысяч жизней. И поскольку война мировая — цивилизация в опасности. Попытаемся понять, какую стратегию необходимо выбирать, чтобы обезопасить цивилизацию.

Если главными являются проблемы в духовной сфере, приоритетной становится задача восстановления социальной справедливости, но уже в ее глобальном восприятии. С другой стороны, невозможность бесконечного существования популяции также пока что проявляется в сфере сознания. Получается, что «посткапитализм» должен содержать системные механизмы восстановления социального равновесия, включающие трансформацию режима природопользования из истощительного в равновесный.

Минимизация изъятий ресурсов из природы, при условии сохранения объема валового потребительского качества, достигается более глубокой обработкой сырья, повторным и многократным использованием отходов — т. е. ростом производительности общественного труда. Социальная организация этого процесса обеспечивается применением «альтернативной экономики» [7], содержание которой соответствует концепции: «одновременное и взаимосогласованное снижение ставок налогообложения и повышение цен на ресурсы природы в процессе наполнения государственного бюджета».

В наших многочисленных работах (напр.: [7, 5, 1]) детально проанализированы методологические, социальные, организационные и финансово-экономические особенности альтернативной экономики, показывающие ее возможности и готовность к практическому использованию. Среди прочих ее особенностей отметим факт преобразования в ресурсы природы, воздуха и воды. Такое решение предлагает единый рыночный механизм для сохранения качества среды обитания, куда входит и минимизация выбросов «парниковых газов». Режим альтернативной экономики есть переходный период к созданию рынка ресурсов природы как наиболее дееспособного социального механизма по управлению режимом природопользования, который, несомненно, представляет будущее цивилизации, хотя и не близкое [3].

В баталиях гибридной войны остро недостает теории «светлого будущего». Идеологической альтернативы коммунистической идеологии пока нет, и ее место постепенно занимает религия. Отсутствие реальных предложений порождает уродливые варианты типа ИГИЛ. Созидательная концепция должна включать базу для восстановления социального равновесия, куда входит и смена модели экономики. Основой тут является «справедливое» распределение результатов общественного труда. Здесь два крайних варианта: всем поровну и каждому точно по труду. И оба неработоспособны. Первый — из-за минимальной материальной мотивации к труду, второй — из-за ограничений оплаты в виде прибыли, премии, бонуса и т. д. Добавим, что распределение «по потребности», которое является одной из характеристик коммунизма, в целом мало чем отличается от принципа всем поровну (с физиологических позиций все люди одинаковы), и поэтому такую систему можно рассматривать лишь как некий теоретический эталон, типа идеального газа в физике. Максимальная мотивация (и максимальный рост производительности труда, в той степени, в которой он определяется мотивацией) достигается в промежутке между крайними значениями: «права человека — права общества». И здесь бесценным станет объективный анализ противостояния советского социализма и американского капитализма. Один из выводов: максимальный успех может быть достигнут только при условии согласованного использования основных социальных инструментов — экономики, политики и культуры.

Экономика есть методология мотивации к участию в общественном труде с помощью денег.

Политика есть методология принуждения к исполнению правил и законов поведения личности в окружающей социальной среде.

Культураесть методология убеждения в необходимости исполнения правил и законов поведения личности в окружающей социальной среде.

Их совместное использование наиболее эффективно в форме идеологии. «Идеологияесть координация возможностей экономики политики и культуры ради достижения общей цели». Успехи СССР, построенные на лозунге: «наша цель — коммунизм» общеизвестны. В США лозунг иной: «наша цель — глобальное доминирование», а в качестве обоснования использована концепция исключительности. Достижению этой цели подчинены все перечисленные инструменты: деньги, убеждение и принуждение. Попытки убедить США отказаться от такой идеологии, бесперспективны, поскольку это приведет к снижению эффективности механизма государственного управления. Реальны лишь варианты смены форм проявления «исключительности». С последующей заменой идеологической концепции на иную, например, предложенную президентом США Д. Трампом: «Сделаем Америку снова великой». Если это не получится, Америку ждут трудные времена. Кстати, в мировоззрении населения России также присутствует элемент исключительности. Но если в США основой является исключительность прав, то в России — исключительность обязанностей. Еще раз повторим: наличие у государства идеологии есть всего лишь признак его профессионализма.

Запрет на идеологию, навязанный России ее «заклятыми» партнерами, есть эффективный инструмент гибридной войны. Отсутствие цели на фоне деградации капитализма привело к застою в сфере построения системы социальных отношений со своей — Российской — спецификой. Итогом стало несоответствие базиса и надстройки, проявляющееся в бурном расцвете бюрократии. Государство, по сути, работает в режиме «ручного управления», при котором все зависит от решения чиновника — что, в свою очередь, стимулирует распространение взяточничества — часто просто для того, чтобы решить проблему по закону, но без бюрократических проволочек. Выход один: сформулировать для страны цель, на ее основе построить государственную идеологию, конкретизировать стратегию возврата страны на позиции мирового социального, а затем и экономического лидерства.

Капитализм не предлагает проекта посткапитализма, поэтому удобной целью для РФ является проект постсоветского социализма, базой для которого станет частичный возврат соотношения прав человека и общества в сторону увеличения прав общества. Инструментом для этого является рост доли моральных стимулов в организации труда путем возврата в режим полной государственной ответственности за состояние цивилизационно важных направлений — таких, как воспитание, образование, здравоохранение, общественная и личная безопасность, социальный минимум. При условии свободы предпринимательства на всех уровнях социальной иерархии, начиная от личности до государства. А в качестве переходного этапа удобна концепция государственного капитализма. Реализация  такой программы в виде пилотного проекта есть цивилизационное предназначение России на современном этапе. «Стратегия восстановления морально-политического равновесия и экономической модернизации» [8] может быть сформулирована в пространстве следующих определений.

Капитализм есть социально-экономическая формация, построенная на основе приоритета прав человека, частной собственности и рыночной экономики.

Государственный капитализм есть социально-экономическая формация, построенная на основе равновесного сочетания прав человека и общества, частной и государственной собственности, рыночной и плановой экономики.

Социализместь социально-экономическая формация, построенная на основе равновесного сочетания прав человека и общества, плановой и рыночной экономики, частной собственности на товары и услуги  и государственной собственности на природу и ее ресурсы.

Дважды за один век Россия пережила социальные катастрофы. В обоих случаях причиной стала неспособность высшего руководства ставить интересы государства выше личных. В первом случае (октябрь 1917) движущей силой стала инициатива минимизации доли материальных стимулов в пользу моральных, т. е. в пользу интересов общества. Что и предопределило успех. Во втором (август 1991), наоборот — лозунгом стал полный отказ тогдашней государственной элиты от моральных стимулов в пользу материальных. Результат известен. Оптимум должен быть найден осмысленно, ибо третьего эксперимента страна не выдержит.

С учетом вышеизложенного, наиболее удобной для России является идеология реформирования, построенная на основе концепции: «Наша цель — социализм».

Карл Маркс в своей концепции развития человеческого общества не рассматривал социализм как самостоятельную особую общественно-экономическую формацию, соответственно и не разрабатывал теорию социализма — ни суверенного, ни глобального. Целью его исследования было обоснование построения будущего светлого общества — коммунизма.

Литература

  1. Ковалев С.Г., Сабинин В.Е. Глобализация‚ как форма оптимизации мироустройства // Тезисы VII международной Кондратьевской конференции «Контуры экономики будущего» (22 — 23 ноября 2010). М.. 2010. С. 119 — 121.
  2. Ковалев С.Г., Сабинин В.Е. Макетирование процессов глобализации // Философия хозяйства. 2015. № 3.
  3. Ковалев С.Г., Сабинин В.Е. Рынок ресурсов природы // Сборник докладов конференции «Глобализация экономики и энергетическая безопасность» (11 — 12 окт. 2007). СПб.: Изд. СПбГУЭФ. С. 147 — 150.
  4. Ковалев С.Г., Сабинин В.Е. Философия глобализации // Философия хозяйства. 2013. № 4. С. 46 — 57.
  5. Ковалев С.Г., Сабинин В.Е. Экономика глобализации // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. 2012. № 5 (44). С. 27 — 32.
  6. Сабинин В.Е., Ковалев С.Г. Глобализация как этап экономической цивилизации. СПб.: Изд. СПбГЭУ, 2013. 67 с.
  7. Сабинин В.Е., Трофимов В.В., Трофимова Л.А. Региональные аспекты управления природопользованием // Уч. зап. эконом. фак. СПб гуманитарного университета профсоюзов. 1997. Вып 4. С. 55—62.
  8. Стратегия для России. Российская внешняя политика: конец 2010-х — начало 2020-х годов. Тезисы рабочей группы Совета по внешней и оборонной политике под руководством С.А. Караганова. М., 2017. 24 с.
  9. Тойнби А. Дж. Постижение истории. Пер. с англ. Е.Д. Жаркова. М.: Рольф, 2001. 640 с.
  10. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М.: Политиздат, 1973.

References

1.Kovalev S.G., Sabinin V.E. Globalizatsiya‚ kak forma optimizatsii miroustrojstva // Tezisy VII mezhdunarodnoj Kondrat'evskoj konferentsii «Kontury ehkonomiki budushhego» (22 — 23 noyabrya 2010). M., 2010. S. 119 — 121.

2.Kovalev S.G., Sabinin V.E. Maketirovanie protsessov globalizatsii // Filosofiya khozyajstva. 2015. № 3. S. 90 — 105.

3.Kovalev S.G., Sabinin V.E. Rynok resursov prirody // Sbornik dokladov konferentsii «Globalizatsiya ehkonomiki i ehnergeticheskaya bezopasnost'» (11 — 12 okt. 2007). SPb.: Izd. SPbGUEHF. S. 147 — 150.

4.Kovalev S.G., Sabinin V.E. Filosofiya globalizatsii // Filosofiya khozyajstva. 2013. № 4.

5.Kovalev S.G., Sabinin V.E. Ehkonomika globalizatsii // Vestnik Saratovskogo gosudarstvennogo sotsial'no-ehkonomicheskogo universiteta. 2012. № 5(44). S. 27 — 32.

6.Sabinin V.E., Kovalev S.G. Globalizatsiya kak ehtap ehkonomicheskoj tsivilizatsii. SPb.: Izd. SPbGEHU, 2013. 67 s.

7.Sabinin V.E., Trofimov V.V., Trofimova L.А. Regional'nye aspekty upravleniya prirodopol'zovaniem // Uch. zap. ehkonom. fak. SPb gumanitarnogo universiteta profsoyuzov. 1997. Vyp 4. S. 55—62.

8.Strategiya dlya Rossii. Rossijskaya vneshnyaya politika: konets 2010-kh — nachalo 2020-kh godov. Tezisy rabochej gruppy Soveta po vneshnej i oboronnoj politike pod rukovodstvom S.А. Karaganova. M., 2017. 24 s.

9.Tojnbi А. Dzh. Postizhenie istorii / Per. s angl. E.D. ZHarkova. M.: Rol'f, 2001. 640 s.

10.      Ehngel'sF. Аnti- Dyuring. M.: Politizdat, 1973.

В.Д. Мамонтов

Российское село на перепутье: к новой модели развития*

Аннотация. В статье обозначена проблема необходимости модификации существующей модели хозяйствования сельской экономики. Это обусловлено действием многих факторов, на первый же план сегодня вышла проблема обезлюживания сельских территорий РФ, особенно ее центральной части. Подчеркивается, что этот процесс протекает посредством действия двух негативных тенденций: сжатия населения вокруг городов областного значения и маятниковой миграции из сельской местности. Плотность населения опосредованно воздействует на качество трудовых ресурсов, продуктивность хозяйств. Демонстрируемая сегодня модель «спонтанного порядка» в развитии сельских поселений лишь усугубляет существующие проблемы, способствуя возникновению новых негативных моментов в жизнедеятельности села. В качестве решения указанных проблем предлагается вернуться к модели устойчивого, комплексного развития села. В данной траектории развития сельской экономики важную роль призвана сыграть сельскохозяйственная кооперация.

Ключевые слова: сельские поселения, сжатие населения, отходничество, переселение, модель хозяйствования, комплексное, устойчивое развитие села, сельскохозяйственная кооперация.

Abstract.The article outlines the problem of the need for modification of the existing model of managing the rural economy. It is due to the influence of many factors, at the same time the problem of depopulation of many rural territories of the Russian Federation, especially its Central part ,has come to the fore today. It is emphasized that this process occurs through the action of two negative trends: compression of population around the cities of regional value and pendular migration from rural areas. Population density indirectly affects the quality of labor resources, farm productivity. Current model of «spontaneous order» in the development of rural settlements only aggravates the existing problems, contributes to the appearance of new negative aspects in the livelihoods of the countryside. As a solution to these problems, it is proposed to return to the model of sustainable complex development of the countryside. In this trajectory of development of the rural economy agricultural cooperation has to play an important role.

Keywords:rural settlements, compression of population,seasonal work, migration, model of managing,complex sustainable development of the countryside, agricultural cooperation.

УДК 631

ББК 65.32

Россия — не просто федеративное государство, наша страна вбирает в себя многоцветье национальных культур, традиций, моделей хозяйствования, отличающихся друг от друга сельских территорий. И нельзя не учитывать исторический срез всего этого многообразия. В истории российского села были разные периоды развития — успешные, менее успешные, трагические; внедрялись разные модели, с неодинаковой социальной ориентацией.

Предметом нашего выборочного анализа являются отдельные аспекты жизнедеятельности сельских поселений Центральной России: с их достижениями, чаяниями и проблемами в начале XXI столетия.

С методологической позиции важно определить, что собой представляют сельские поселения. Если брать количественный подход, основанный на административно-территориальном принципе деления, ситуация выглядит следующим образом. Сегодня в сельской местности РФ проживает 39 млн человек. Перепись 2010 г. выявила 134 тыс. сельских населенных пунктов РФ, из них, 36,2 тыс. — умирающие деревни с населением менее 10 человек — это 27% всех поселений, 15 тыс. таких деревень находятся в нечерноземных регионах Центрального федерального округа и 11 тыс. — в Северо-Западном федеральном округе, 13 тыс. деревень не имело постоянного населения [7, 16].

Что касается Тамбовской области, то на 1 января 2016 г. численность постоянного населения Тамбовской области составила 1 050 295 человек. В сельской местности проживает примерно 40% населения области. Сегодня в регионе насчитывается 1640 сельских населенных пунктов, из них, деревень без постоянных жителей — 300, с населением до 10 человек — 700 [9, 13].

Указанная статистика не дает полной картины сельских поселений. Жизнь во многих малых городах мало чем отличается от сельской. По своему образу жизни жители этих малых городов, с населением до 50 тыс. человек, а нередко и 50—100 тыс., — селяне. Эти городки как бы заснули глубоким сном, иногда — несколько веков тому назад. Как правило, это удаленные от региональных центров города. Жизнь там течет вяло, работать часто негде, активное и молодое население бежит оттуда, оставшееся выживает натуральным хозяйством на своих огородах (табл. 1).

Таблица 1

Число городов и оценка их состояния

Города с населением Число городов с разной оценкой состояния Всего городов
Лучшие Хорошие Средние Депрессивные
Более 500 тыс. 23 12 1 0 36
100—500 тыс. 9 54 49 18 130
50—100 тыс. 0 39 59 60 158
Менее 50 тыс. 0 63 149 538 750
Всего городов 32 168 258 616 1074

Источник: [4, 65].

Наиболее благополучны крупные города. 500 тыс. населения города — своеобразная граница социальной безопасности, начиная с которой резко падает уровень безработицы, расширяются возможности трудоустройства, активнее ведет себя малый бизнес и т. д. Расчеты ученых в целом по России показывают, что чем меньше размер города, тем больше вероятность его социально-экономической депрессии. Так, низкие оценки имеют 72% всех малых городов России (менее 50 тыс. жителей) [5, 44—50].

Несмотря на все принимаемые меры со стороны правительства, политику импортозамещения, отношение селян к государству, его аграрной политике можно выразить одним словом — недоверие. Главные проблемы современного российского села, по опросам граждан, следующие: на 1-е место 72,5 % респондентов поставили безработицу, далее по степени убывания, идут проблемы алкоголизации — 60,4%, бедности — 51,5%, бездеятельности власти — 32,2% [2, 239]. И ситуация не меняется уже в течение многих лет. Несмотря на оптимистичные прогнозы чиновников, заявляющих об оживлении экономики и скором выходе из кризиса, большинство россиян предпочитают «обустраиваться» в негативной реальности. Эти выводы сделаны на основе исследований американской социологической маркетинговой компании «Nielsen» и российского Института социсследований РАНХиГС. Оба мониторинга, каждый со своей стороны, определили изменения, произошедшие в течение 2016 г. на российском кризисном «дне» и в сознании россиян
[8, 14—15].

Сколько безработных в сельской местности? Ответить сложно. По официальной статистике, примерно 4,5%. Но многие граждане, особенно в отдаленных селениях, не регистрируются в службе занятости. Показатель МОТ более реалистичен — от 10 до 15% населения сельской России. Но и он не точен, не во всех местностях России ведет обследования МОТ. Точно определить уровень безработицы в сельской местности не позволяют никакие показатели, поскольку, с одной стороны, велика доля скрытой безработицы, а с другой — распространена неформальная занятость — как в своем селе в личном подсобном хозяйстве, так и на временных работах в других местах (отход).

Действия многих факторов говорят о необходимости внесения серьезных корректировок в современную аграрную политику. И наиболее выпукло стоит проблема обезлюживания большинства сельских территорий Российской Федерации, особенно Центральной России. Как следствие, на передний план выходит проблема половозрастной структуры населения сельских поселений. При этом не следует политизировать сложившуюся ситуацию и связывать ее только с современным периодом постсоветской России.

Исторический срез показывает, что освоение новых земель — на южных рубежах России, в Сибири и на Дальнем Востоке, в Казахстане и т.д., — во многом осуществлялось посредством переселения населения из центральной части российского государства. Неслучайно, уже в 1890-е гг. Центрально-Черноземный район в официальной литературе царской России назывался «оскудевшим центром», а в широких общественных кругах его называли районом вымирающей деревни. К примеру, до Революции 1917 г., Тамбовская губерния являлась одной из самых густонаселенных губерний империи — 4-е место среди губерний, без Украины. Плотность населения превышала 60 человек на квадратную версту. Ведущей аграрной проблемой до 1917 г. была проблема малоземелья крестьянских хозяйств [10, 35]. Как следствие, каждую весну в южные губернии — Бессарабскую, Херсонскую, Таврическую, Екатеринославскую, Донскую, Самарскую, Саратовскую, Оренбургскую, Кубанскую, — где имел место существенный недостаток рабочих рук, устремлялись потоки людей, примерно из 20 губерний Центральной России. Особенно много отходников было из Черноземной полосы Российской империи. Известный российский экономист относительно этого явления в тот период писал: «Эти передвижения рабочих приносят многомиллионные потери всему народному хозяйству» [3, 384].

Переселенческое дело в царской России было упорядочено законом 1889 г. и дополнением к нему 1892 г. Законодательство разрешало переселяться на казенные земли из европейской России в Тобольскую, Томскую, Енисейскую, Иркутскую губернии, в области Семиреченскую, Акмолинскую, Семипалатинскую. Закон предоставлял переселенцам существенные экономические льготы. В соответствии с официальной статистикой царской России, до Столыпинской реформы ежегодное число добровольных переселенцев составляло примерно 200 тыс. душ ежегодно [3, 719].

Отрицательные последствия для села имели разноплановые мероприятия советского периода: индустриализация, коллективизация, политика, направленная на укрупнение колхозов и совхозов, политика ликвидации неперспективных деревень и т. п. 1990-е гг. оказали свое разрушительное воздействие на российское село. Наиболее значительно от всех этих процессов пострадала в экономическом и социальном плане территория опять-таки Центральной России.

Сегодня в Центральной России можно наблюдать две неблагоприятные тенденции с населением. Первая — дальнейшее сжатие населения. Причем отличительной чертой современного процесса сжатия является его межрегиональный уровень. Вначале сжатие осуществлялось посредством укрупнения сельских поселений, исчезновения небольших деревень, затем в активный процесс были вовлечены малые города, поселения городского типа, как правило, районные центры. На современном этапе концентрация населения происходит вокруг крупных городов, в основном областных центров. Крупные города, не выдерживающие конкуренция по оплате труда, предоставлению современных рабочих мест, комфортных условий инициируют процесс оттока населения в крупные мегаполисы. В итоге сегодня почти 3/4 территории Европейской России (где живет русский народ) оказались заселены слабо (5—10 человек на 1 км2) или крайне слабо (1—5 на 1 км2).

Вторая негативная тенденция — рост маятниковой миграции из сельской местности. Вследствие упадка многих колхозов и совхозов, неразвитости в сельской местности альтернативных сельскохозяйственных отраслей, у жителей, как правило, имеют место только две возможности: либо личное подсобное хозяйство, либо отходничество.

В результате длительного из поколения в поколение миграционного оттока населения происходит его отрицательный социальный отбор, поскольку в первую очередь уезжают молодые и активные люди. Исследования Нечерноземья показывают, что при потере населения более 50%, а тем более 70%, плотностью менее 5 человек (км2), активизация деятельности на базе местного населения, как правило, сильно затруднена [4, 52]. В результате длительного отрицательного социального отбора происходит деградация социальной среды. Как следствие, на периферии многих регионов даже при безработице трудно найти реальных работников.

Плотность населения опосредованно воздействует на продуктивность хозяйств (урожайность, надои молока от одной коровы и т. д.). Длительная депопуляция создает особую социальную среду, с понижающимся качеством трудовых ресурсов. Только вот уловить это понижение с помощью статистики практически невозможно.

В России тесно взаимосвязаны заселенность и обустройство территории. Отсутствие дорог и распад сельской инфраструктуры (в том числе закрытие магазинов, малокомплектных школ, клубов и т. п.) усиливают деградацию нежизнеспособных поселений в глубинке и дают дополнительные стимулы оттока населения. В то же время, уменьшение населения отбивает у властей всякие стимулы обустройства местности.

Указанные и многие другие негативные тенденции требуют внесения глубоких изменений в аграрную политику, внедрения новой модели развития села. Ошибочной и неконструктивной является позиция, в соответствии с которой село рассматривается преимущественно как производитель продовольственных и сырьевых товаров. Это важная функция сельскохозяйственных производителей, но ведь этим жизнь села не ограничивается.

На протяжении всей своей относительно длительной истории российское село демонстрировало разные, кардинально отличающиеся друг от друга модели социально-экономического развития. При всем многообразии и кардинальном различии есть нечто общее у всех сценариев (моделей) развития деревни. Модели навязывались крестьянству «сверху», официальными структурами властей: Столыпинская аграрная реформа, советская коллективизация конца 1920-х — начала 1930-х гг., «фермеризация» деревни либералами в 1990-е гг.

Общим является и тот факт, что у «реформаторов» села всех поколений и исторических эпох присутствовала тенденция к «унификации» жизнеустройства села. И это при всем многообразии национальностей проживающих на территории российского (советского) государства, территориальных, климатических и т. п. различиях.

Современную модель развития села можно назвать моделью «спонтанного порядка». Указанное понятие давно известно экономистам, внедрено в экономическую лексику либеральными экономистами с середины XX столетия (Ф. Хайек и др.). Главный смысл учения — экономика развивается не по плану, а посредствам случайных приспособлений хозяйствующих субъектов к действительности. В нашем случае, в такой плоскости постановки проблемы, в экономике аграрного сектора должно получать развитие то, что рационально и эффективно, т. е., к примеру, где-то должны господствовать агрохолдинги, в других местностях — личные подсобные хозяйства, крестьянские (фермерские хозяйства). Государство в этой модели посредством отраслевых программ, проектов разного уровня, субсидий поддерживает эффективно хозяйствующих субъектов. Для примера: «Национальный проект АПК РФ» включал в себя три направления:

  • «Ускоренное развитие животноводства»;
  • «Стимулирование развития малых форм хозяйствования»;
  • «Обеспечение доступным жильем молодых специалистов (или их семей) на селе».

На региональном уровне принимаются — и реализуются дополнительно — свои программы и проекты. Казалась бы, все правильно с точки зрения эффективности экономики, и нужно сказать, что за последние годы сделаны существенные позитивные сдвиги в развитии сельскохозяйственного производства. Ну, а то, что исчезают с карты российского государства тысячи сельских поселений, — плата общественному прогрессу. Эта позиция постепенно утверждается в общественном сознании. А люди стремятся жить там, где им комфортнее. Но тут возникает вопрос экономической и в целом национальной безопасности России. Да и с позиции нравственной, исторической, не все в этой модели благополучно. Напомним лишь некоторые данные. По площади Россия (17,1 млн. км² + Крым 27 тыс. км²) сопоставима лишь с США и Канадой, вместе взятыми (19,6 млн км²), или с Юго-Восточной Азией в целом, включая Китай (9,6 млн км²), Индию (3,3 млн км²) и другие государства. В то же время, по числу жителей Россия (144 млн 600 тыс.) отстает от США и Канады примерно в 2 раза, от Китая и Индии — в 20 с лишним раз. В 1960 г. в России числилось 227 млн га сельскохозяйственных угодий в пользовании тех, кто занимался сельскохозяйственным производством, в 1970 — 222, в 1990 — 214, в 2001 г. — 196 млн га (потери — 32 млн га за сорок лет). Потери сельскохозяйственных угодий имеют место практически во всех регионах, но основные произошли в двух макрорегионах: в Нечерноземье — было заброшено более половины посевных площадей, использовавшихся в 1990 г., в засушливых регионах Поволжья, Урала и Сибири потери посевных площадей составили 30—40% [6, 30—33]. Сколько земель заброшено? Официальная статистика лукава. По разным оценкам, к 2000 г. эта цифра составляла 20 млн га.

Все нами отмеченное и, конечно, многое другое, говорит о том, что селу необходима новая модель развития. И в этом вопросе неуместно рассуждать, во сколько это обойдется. Какой должна быть новая модель села? Этот вопрос требует всестороннего обсуждения, на разных уровнях. Село не должно ассоциироваться только с тоннами производимого зерна, мяса, молока и т. п. С нашей точки зрения, следует вновь вернуться к модели устойчивого, комплексного развития села [1, 27—43] (рис. 1).

Под устойчивым, комплексным развитием сельских территорий понимается стабильное развитие сельского сообщества, обеспечивающее:

  • выполнение им его народно-хозяйственных функций: производства продовольствия, сельскохозяйственного сырья других несельскохозяйственных товаров и услуг, а также общественных благ, сохранения сельского образа жизни и сельской культуры, предоставления рекреационных услуг, социального контроля над территорией, сохранения исторически освоенных ландшафтов);
  • расширенное воспроизводство населения, рост уровня и улучшение качества его жизни;
  • поддержание экологического равновесия в биосфере.

Рис. 1. Комплексное развитие села

Региональные отличия требуют применения разных моделей развития села при сохранении базовых принципов. В этой модели важную роль должна играть сельскохозяйственная кооперация. Это обусловлено многими обстоятельствами, и в первую очередь многоукладностью сельскохозяйственного производства и значительной долей мелкотоварного уклада в этом секторе экономики.

В начале XXI столетия в аграрном секторе России функционируют четыре основных уклада (табл. 2): 1) коллективные предприятия — наследники колхозов и совхозов (производственные кооперативы, открытые и закрытые акционерные общества и др. сельскохозяйственные организации); 2) крупные многофункциональные агрохолдинги; 3) мелкие индивидуальные хозяйства населения (ЛПХ); 4) фермерские хозяйства.

Таблица 2

Структура продукции сельского хозяйства
по категориям хозяйств (в действующих ценах)

Годы 2000 2005 2010 2011 2012 2013 2014
Хозяйства всех категорий 100 100 100 100 100 100 100
в том числе:              
сельскохозяйственные организации 45,2 44,6 44,5 47,2 47,9 47,6 49,5
хозяйства населения 51,6 49,3 48,3 43,8 43,2 42,6 40,5
крестьянские (фермерские хозяйства) 3,2 6,1 7,2 9,0 8,9 9,8 10,0

Источник: [7, 51—52].

Официальная статистика относит к хозяйствам населения ЛПХ, которыми владеют 16 млн семей, 15 млн садоводческих участков и 5 млн огородов. Это 36 млн семей, или почти 100 млн чел. Можно сказать, что в нашей городской стране (73% населения зарегистрировано в городах) с сельским хозяйством в большей или меньшей степени связана подавляющая часть населения (табл. 3).

Таблица 3

Доля хозяйств населения в производстве
сельскохозяйственной продукции, 1940—2014 гг.

  1940 1960 1970 1980 1990 1995 2000 2003 2014
В валовой продукции сельского хозяйства     31 29 26 48 54 58 40,5
В производстве картофеля 54 67 65 65 66 90 92 93 80,4
Овощей 45 48 41 33 30 73 78 80 70
Молока 70 48 34 26 24 41 51 51 47,1


Продолжение табл. 3

Мяса 65 41 32 30 25 49 58 54
В поголовье КРС 48 31 22 16 17 29 37 43 45
В поголовье свиней 43 24 20 16 18 33 46 47 18
В поголовье овец и коз 54 33 30 23 28 48 63 61 47
В площади сельскохозяйственных угодий 4,0 1,2 1,5 1,4 1,4 2,5 2,0 3,3 4,4

Источник: [7, 55—59].

При 73% населения, живущего в городах, по показателю реальной структуры занятости Россия — страна аграрная. Суммарные затраты агропроизводства с учетом хозяйств населения, т. е. занятость (в самом прямом смысле слова) в сельском хозяйстве России до сих пор выше, чем в промышленности. Развитие всех видов сельской кооперации является необходимым условием обеспечения рентабельности сельскохозяйственного производства, сохранения занятости на селе, повышения покупательной способности сельского населения и, в конечном счете, устойчивого развития сельских территорий.

Литература

  1. Артамонов А.Д., Бетин О.И., Богданов И.Я., Гордеев А.В., Мерзлов А.В., Сергеев И.И. Политика развития сельских территорий Росси: поселения XXI века. Тамбов: Издательство Юлис, 2005. 384 c.
  2. Великий П.П. Социальная политика на селе: новые вызовы, старые ограничения // Журнал исследований социальной политики. 2007. Т. 5. № 1. С. 231—244.
  3. Исаев А.А. Начала политической экономии. Изд. 6-е, перераб. С.-СПб: Типография Шредера, 1905. 796 c.
  4. Нефедова Т.Г. Поляризация пространства России: ареалы роста и «черные дыры» // Экономическая наука современной России. 2009. №1. (44). C. 62—77.
  5. Нефедова Т.Г., Трейвиш А.И. Города и сельская местность: состояние и соотношение в пространстве России // Региональные исследования. 2010. № 2 (28). C.42—56.
  6. Нефедова Т.Г. Пространственные контрасты сельской местности // Отечественные записки. 2012. № 6 (51). C. 21—40.
  7. Сельское хозяйство, охота и охотничье хозяйство, лесоводство в России. 2015. Статист. Сб. М., 2015.
  8. Сухова С. Обживая дно // Огонек. 2017. № 5 (5451) //http://linkis.com/nn4
  9. Тамбовская область в цифрах. Краткий статистический сборник. Тамбов, 2015.
  10. Тамбовская область: очерки социально-экономического развития. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина,2007. 594 c.

References

1.Artamonov A.D., Betin O.I., Bogdanov I.Ya., Gordeev A.V., Merzlov A.V., Sergeev I.I. Politika razvitiya sel'skih territorij Rossi: poseleniya XXI veka. Tambov: Izdatel'stvo YUlis, 2005. 384 c.

2.Velikij P.P. Social'naya politika na sele: novye vyzovy, starye ogranicheniya // ZHurnal issledovanij social'noj politiki. 2007. T. 5. № 1. S. 231—244.

3.Isaev A.A. Nachala politicheskoj ehkonomii. Izd. 6-e, pererab. S.-SPb: Tipografiya SHredera, 1905. 796 c.

4.Nefedova T.G. Polyarizaciya prostranstva Rossii: arealy rosta i «chernye dyry» // EHkonomicheskaya nauka sovremennoj Rossii. 2009. №1. (44). C. 62—77.

5.Nefedova T.G., Trejvish A.I. Goroda i sel'skaya mestnost': sostoyanie i sootnoshenie v prostranstve Rossii // Regional'nye issledovaniya. 2010. № 2 (28). C. 42—56.

6.Nefedova T.G. Prostranstvennye kontrasty sel'skoj mestnosti // Otechestvennye zapiski. 2012. № 6 (51). C. 21—40.

7.Sel'skoe hozyajstvo, ohota i ohotnich'e hozyajstvo, lesovodstvo v Rossii. 2015. Statist. Sb. M., 2015.

8.Suhova S. Obzhivaya dno // Ogonek. 2017. № 5 (5451) // http://linkis.com/nn4AO.

9.Tambovskaya oblast' v cifrah. Kratkij statisticheskij sbornik. Tambov, 2015.

10.      Tambovskaya oblast': ocherki social'no-ehkonomicheskogo razvitiya. Tambov: Izd-vo TGU im. G.R. Derzhavina, 2007. 594 c.

 


* Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Строев С.А. Альтернативная экономика как база образов, смыслов и ценностей // Философия хозяйства. 2017. № 5. С. 71—87.

* Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Кожевников В.П. Природно-географический тренд кризиса российского капитализма // Философия хозяйства. 2017. № 5.

* Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Разумовский А.И. Практическая адаптация схем управления знаниями // Философия хозяйства. 2017. № 5. С.98—104.

* Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Левкина А.О. Финансовое гетто инновационного развития общества // Философия хозяйства. 2017. № 5. С.104—119.

[1]Количество необходимых планет Земля (по странам), рассчитывается, как отношение показателя экологического следа человека (в среднем на человека по стране) к биоемкости Земли в целом (в среднем на человека в мире).

[2]Значительная часть ВВП США сегодня представляет собой «пену». Лишь чуть более 1/5 части ВВП — продукт реального сектора экономики. Остальное — услуги финансового сектора, различных посредников и консультантов [11].

[3]Видео-интервью с Р. Давлетбаевым. см.: https://www.youtube.com/ watch?v= SWZ2bRxzFKs; ТВ о Шаймуратове: https://www.youtube.com/ watch?v= K3SfrQ1TZrA.

[4]Билеты по названию деревни Колионово, находящейся восточнее Егорьевска (Московская область), где расположено хозяйство фермера. Колионы напечатаны на фотографической бумаге, они односторонние, без специальной защиты от подделки. Номинал — 1, 3, 5, 10, 25 и 50 колионов. Деньги разноцветные, на них изображены деревья, по левому краю надпись: «Билет является собственностью казны Колионово. Не подлежит инфляции, девальвации, стагнации и прочей фальсификации. Не является средством обогащения и спекуляции. Обеспечен собственными ресурсами Колионово. За подделку можно и того…».

* Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Сабинин В.Е., Ковалёв С.Г. Логика цивилизации: 1917—2017 // Философия хозяйства. 2017. № 5. С.119—134.

* Пример ссылки при цитировании материалов журнала: Мамонтов В.Д. Российское село на перепутье: к новой модели развития // Философия хозяйства. 2017. № 5. С.134—148.

Контакты

 

 

 

Адрес:           


119991, ГСП-1, Москва,

Ленинские горы, МГУ
3 учебный корпус,

экономический факультет,  

Лаборатория философии хозяйства,к. 331

Тел: +7 (495) 939-4183
Факс: +7 (495) 939-0877
E-mail:        lab.phil.ec@mail.ru

Календарь

Март 2024
29
Пятница
Joomla календарь
метрика

<!-- Yandex.Metrika counter -->
<script type="text/javascript" >
(function (d, w, c) {
(w[c] = w[c] || []).push(function() {
try {
w.yaCounter47354493 = new Ya.Metrika2({
id:47354493,
clickmap:true,
trackLinks:true,
accurateTrackBounce:true,
webvisor:true
});
} catch(e) { }
});

var n = d.getElementsByTagName("script")[0],
s = d.createElement("script"),
f = function () { n.parentNode.insertBefore(s, n); };
s.type = "text/javascript";
s.async = true;
s.src = "https://mc.yandex.ru/metrika/tag.js";

if (w.opera == "[object Opera]") {
d.addEventListener("DOMContentLoaded", f, false);
} else { f(); }
})(document, window, "yandex_metrika_callbacks2");
</script>
<noscript><div><img src="/https://mc.yandex.ru/watch/47354493" style="position:absolute; left:-9999px;" alt="" /></div></noscript>
<!-- /Yandex.Metrika counter -->

метрика

<!-- Yandex.Metrika counter -->
<script type="text/javascript" >
(function(m,e,t,r,i,k,a){m[i]=m[i]||function(){(m[i].a=m[i].a||[]).push(arguments)};
m[i].l=1*new Date();k=e.createElement(t),a=e.getElementsByTagName(t)[0],k.async=1,k.src=r,a.parentNode.insertBefore(k,a)})
(window, document, "script", "https://mc.yandex.ru/metrika/tag.js", "ym");

ym(47354493, "init", {
clickmap:true,
trackLinks:true,
accurateTrackBounce:true
});
</script>
<noscript><div><img src="/https://mc.yandex.ru/watch/47354493" style="position:absolute; left:-9999px;" alt="" /></div></noscript>
<!-- /Yandex.Metrika counter -->