***

Спустя восемь лет после мирового экономического кризиса темпы экономического роста остаются весьма умеренными в развитых странах. В странах со становящимися рынками наблюдается тенденция к замедлению роста, хотя его темпы остаются более высокими по сравнению с развитыми странами. В России замедление роста началось в 2012г., а в 2015г. оно перешло в спад производства, сохранившийся и в 2016г. В таблице 1 представлены среднегодовые темпы роста ВВП трех групп — представителей ведущих индустриальных стран (США, Великобритания, Германия, Франция, Швеция, Япония), стран со становящимися рынками (Бразилия, Индия, Китай) и постсоветских республик, прошедших период трансформации социально-экономической системы (Россия, Белоруссия, Казахстан). При периодизации учитывались ключевые события, происходившие в России и странах бывшего СССР. По этому критерию выделены периоды: десятилетие, предшествовавшее трансформационным процессам в странах бывшего СССР (1981—1991), период активных трансформационных процессов в странах бывшего СССР (1992—1998), период восстановительного роста в России и других постсоветских странах (1999—2007), период мирового экономического кризиса (2008—2009), посткризисный период (2010—2016). Отметим, что данные МВФ за 2016 г. являются оценочными и могут несколько искажать итоговый результат, однако такое искажение не является существенным.

Таблица 1

Показатели экономического роста в трех группах стран (среднегодовые темпы
прироста реального ВВП, в %)

Составлено по: [9].

Замедление темпов роста в ведущих индустриальных странах в посткризисный период сопровождалось также замедлением темпов роста производительности труда. Как отмечается в докладе [8], технологические сдвиги и различные инновации не приводят автоматически к повышению роста производительности труда, а выгоды от более высокого уровня производительности труда в отдельных секторах далеко не всегда распространяются на экономику в целом. Эта тенденция развивается на фоне растущего глобального неравенства доходов и богатства. В 2012 г. доходы 10% верхних слоев в странах ОЭСР превышали доходы 10% нижних слоев более, чем в 10 раз, а в 1980-е гг. этот разрыв составлял только 7 раз. При этом на 10% верхних слоев приходилась половина богатства домашних хозяйств в 2012 г. в 18 странах ОЭСР. Замедление роста производительности труда и усиление неравенства в ведущих странах — ключевые проблемы посткризисного развития, они отражают фундаментальные изменения, которые претерпели экономики ведущих стран в начале XXI в.

Замедление темпов роста ВВП на отработанный час в ведущих индустриальных странах отмечается экспертами ОЭСР в период 2004—2014 гг. по сравнению с периодами 1970—1996 и 1996—2004 гг. Так, указанный показатель снизился в США с более чем 2,5% в период 1996—2004 гг. до 1% в период 2004—2014 гг. В Великобритании снижение было еще существеннее: с 2,3% до менее чем 0,5%, а в Германии — с 1,5 до 1% [8, 11]. При этом в ряде стран показатели темпов роста производительности труда (выраженной как ВВП на отработанный час) были выше в период 1996—2004 гг. по сравнению с предыдущим и последующим периодами.

Если рассматривать динамику производительности труда в ведущих странах за более длительный период, то можно отметить чередование повышательной и понижательной тенденций. Показатель производительности труда 30 крупнейших стран мира (доля в мировом ВВП—более 75%) за 50 лет (1961—2010) рос со среднегодовым темпом около 2% [3, 31—32]. При этом более высокие темпы роста производительности труда наблюдались в периоды 1961—1973 гг. (3,3%) и 1992—2010 гг. (2,2%). Напротив, в периоды 1974—1982гг. среднегодовой темп роста производительности труда составил всего 0,9%, а в 1983—1991 гг. — примерно 1,4%. На основе этих данных Б. Лавровский делает вывод о том, что «длительный этап стагнации сменился продолжающимся до настоящего времени (за исключением кризиса 2008 — 2009 гг.) периодом не просто высокого, но возрастающего в тенденции темпа» [3, 32].

Представляется, что такой оптимистичный вывод несколько преувеличен. Во-первых, в число 30 крупнейших стран попали как ведущие индустриальные страны, так и страны со становящейся экономикой (например, Индия, Китай), в которых наблюдался более быстрый рост и ВВП, и производительности труда, что сказывалось на агрегированных показателях. Во-вторых, временной интервал 1992 — 2010 гг., рассматриваемый в [3], попадает на три периода, выделяемых экспертами ОЭСР, а тенденция к замедлению темпа роста производительности труда характеризует, прежде всего, последний период (2004—2014). Наконец, следует обратить внимание и на низкие темпы экономического роста в посткризисный период, что отражено в табл. 1, которые также не подтверждают тезис о «возрастающей в тенденции темпе» роста производительности труда.

В российской экономике динамика производительности труда в целом повторяла динамику ВВП. Так, производительность труда в России снижалась в 1990-е гг. во время трансформационного кризиса. В период роста экономики 2000-х гг. показатель производительности труда также стал увеличиваться. По оценкам, уровень 1990 г. был достигнут только в 2005 г. [3, 35]. При этом усилился отрыв по производительности от ведущих индустриальных стран: если в США производительность труда в 1990 г. была в 2,5 раза выше российской, то в 2010 г. — уже в 3 раза. Китай и Индия, напротив, сократили свое отставание от России по показателю производительности труда — соответственно в 5 и 2 раза [3, 35].

Исследование отраслевых показателей производительности труда в России дает более точную картину динамики указанного показателя. За период 1995—2008 гг. наивысшие темпы роста производительности труда сложились в производстве электронного и оптического оборудования (накопленный рост в 2,79 раз, что соответствует примерно 5,5% темпу среднегодового прироста), производстве кожи и изделий из кожи (2,54 раза, или 5% в среднем за год), производстве машин и оборудования (2,37 раза, или 4,6% в среднем за год) [2, 138]. Медленнее всего увеличивалась производительность труда в отраслях деревообработки (1,36 раз, или 1,6% в год) и производстве транспортных средств и оборудования (1,32 раза, или 1,47% в год). К сожалению, имеется недостаточно данных для системного анализа отраслевой производительности труда в период после кризиса 2009 г. Агрегированные показатели производительности труда по ВВП, валовой добавленной стоимости (ВДС) в экономике в целом и в отраслях материального производства представлены в табл. 2.

Таблица 2

Динамика производительности труда и отработанного времени
в экономике России, в % к предыдущему году

Рассчитано по: [4; 6, 182; 7, 214].

При расчетах производительности труда использовались данные об отработанном времени в человеко-часах. К материальному производству были отнесены виды деятельности: сельское и лесное хозяйство, охота, рыболовство и рыбоводство, добыча полезных ископаемых, обрабатывающие производства, производство и распределение электроэнергии, газа и воды, строительство, транспорт и связь.

Анализ данных табл. 2 подтверждает тенденцию замедления роста производительности труда и в России. При этом в отраслях материального производства эта тенденция выражена слабее, чем по экономике в целом, а сокращение отработанного времени, наоборот, выше. На замедление темпов роста производительности труда в экономике в целом по сравнению с отраслями материального производства могут влиять сложившиеся структурные диспропорции в экономике: чрезмерно разбухший сектор услуг, в котором реально происходит не производство, а перераспределение созданной стоимости, избыточная занятость в сфере услуг, наличие большого количества посредников в сфере оптовой и розничной торговли и т. п. Повышение производительности труда в этих сферах могло бы быть достигнуто в результате оптимизации издержек, сокращения избыточных видов деятельности и разного рода посреднических «услуг». Однако такая оптимизация невозможна без кардинальной смены модели экономического роста, восстановления приоритета реального сектора над финансовым. Сказанное можно отнести и к мировой экономике в целом.

Рассмотрим основные причины замедления роста производительности труда в ведущих индустриальных странах и в России.  

Эксперты ОЭСР подчеркивают, что технологические сдвиги и связанные с ними процессные и бизнес-инновации больше не приводят автоматически к росту производительности экономики в целом. Напротив, существует риск, что люди менее квалифицированные и с меньшими возможностями останутся на низком уровне производительности, а во многих развивающихся странах — в неформальном секторе. Это снижает совокупную производительность и усиливает неравенство, подрывая усилия экономической политики по повышению производительности и роста экономики.

В частности, наблюдается тенденция усиления отрыва передовых фирм от фирм-аутсайдеров по темпам роста производительности труда. Так, в 2000-е гг. производительность труда в фирмах-лидерах, находящихся на верхней технологической границе производственных возможностей, увеличивалась в среднем на 3,5% в промышленности, по сравнению с 0,5% для фирм-аутсайдеров [8, 17—18]. Этот разрыв заметен и в секторе услуг, где рост производительности труда в ведущих фирмах составлял 5%, а в фирмах-аутсайдерах практически не менялся. К причинам такого разрыва эксперты ОЭСР относят: растущие возможности присвоения ренты фирмами-лидерами; способность этих фирм привлекать ограниченный объем высококвалифицированной рабочей силы, обладающей качественным человеческим капиталом и способной осваивать быстро меняющиеся инновации; а также сохранение на рынке фирм с низким уровнем технологической оснащенности, которые в этой связи используют ценные ресурсы непроизводительно. Высокие технологические барьеры ограничивают возможности новых фирм для входа на рынки, снижая конкуренцию и закрепляя сложившуюся ситуацию.

Технологические факторы оказывают влияние и на процессы усиления неравенства доходов и богатства, прежде всего, через влияние на растущие различия в доходах от труда и капитала. Дисперсия в доходах от труда вызвана долгосрочными структурными изменениями, порождаемыми НТП, а также изменениями в институтах рынка труда и политике занятости. В частности, новые технологии дают преимущество высококвалифицированным работникам, приводят к поляризации рынка труда и размыванию среднего класса. Неравенство доходов усиливается неравенством благосостояния. Люди с наивысшими доходами могут позволить себе лучшую медицину, обучение детей в лучших учебных заведениях. Эти неравенства усиливают друг друга, что ограничивает возможности большинства людей в реализации своего человеческого потенциала, и также оказывает отрицательное влияние на производительность труда в экономике в целом.

На наш взгляд, причины замедления динамики производительности труда не ограничиваются технологическими факторами и неравенством в распределении доходов и богатства. Замедление роста производительности труда в последнее десятилетие приходится на завершение американского системного цикла накопления капитала, согласно концепции системных циклов накопления капитала Дж. Арриги (далее — СЦН) [1]. Завершающему этапу очередного СЦН соответствует фаза финансовой экспансии, когда финансовый сектор начинает доминировать над реальным, а накопление капитала происходит преимущественно при помощи финансовых инструментов. Как было отмечено в [5, 113], наивысшие темпы экономического роста в мире пришлись на период 1950 — 1973 гг., когда мировой ВВП увеличивался в среднем на 5%, а подушевой ВВП рос на 3% в год. Этот период примерно соответствовал фазе материальной экспансии американского СЦН, а ведущую роль играл реальный сектор, что и нашло отражение в высоких показателях роста производительности труда. С середины 1970-х гг. фаза материальной экспансии сменяется фазой финансовой экспансии, особенно ярко выраженной в период усиления глобализации в 1990-е и 2000-е гг. Не случайно, показатели «производительности труда» (а точнее — добавленной стоимости на человеко-час труда) в секторе услуг, по оценкам экспертов ОЭСР, оказались выше, чем в промышленном секторе: в условиях господства «финансомики» сектор услуг по основным параметрам становится лидирующим (а внутри него лидирует, безусловно, сектор «финансовых услуг»).

Доминирование финансового сектора в экономике ведущих стран в 2000-е гг. привело также к их частичной деиндустриализации, а в свою очередь вывоз производств в Китай и другие страны Юго-Восточной Азии положительно сказался на темпах роста экономик указанных стран и повышению производительности труда в них. Решение стоящей на повестке дня не только в России, но и в ведущих западных странах (в том числе США) задачи реиндустриализации (или новой индустриализации) должно привести к выправлению структурных диспропорций между реальным и финансовым секторами, возвращению приоритета реальному сектору экономики и повышению производительности труда в отраслях материального производства. При этом вопрос о формировании нового СЦН остается открытым. С одной стороны, бурное развитие Китая и Индии в последние двадцать лет создало предпосылки для перемещения центра накопления капитала и экономического роста в эти страны, которые могли бы стать ядром нового (азиатского) СЦН. С другой стороны, сохраняющееся превосходство США и ведущих стран Запада в технологическом плане над странами ЮВА оставляет возможность для «перезапуска» американского СЦН при успешном осуществлении политики новой индустриализации. Однако, в отличие от прежних эпох, в настоящее время на Земле не осталось «свободных территорий», которые можно было бы вовлечь с нуля в новый процесс накопления капитала, что обостряет конкуренцию между ведущими экономическими центрами в мировой экономике.

Замедление темпов роста производительности труда в России и тенденция к сокращению количества отработанных часов труда усиливают стоящий перед страной вызов — необходимость перехода к новой модели экономического роста. При этом возможности экономического роста за счет увеличения количества отработанного времени ограничены структурой рабочей силой и неблагоприятными демографическими факторами (в частности, процессом старения населения).

Объективная задача России в этих условиях заключается в проведении политики новой индустриализации двоякого рода. Прежде всего, требуется устранение последствий глубокой деиндустриализации экономики, повышение роли промышленного сектора и его ядра — машиностроительного комплекса в создании добавленной стоимости. Однако такое восстановление не может происходить на прежней технологической основе, поскольку за двадцать пять лет НТП существенно изменил уровень промышленного развития. Поэтому простой реиндустриализации (в отличие от США и Западной Европы) для России недостаточно — необходима именно новая индустриализация, которая может быть осуществлена только на основе качественного совершенствования производительных сил при переходе к неоиндустриальному типу экономического роста. Для этого необходимо провести масштабное обновление основного капитала на новой технологической основе, осуществить инвестиции в инфраструктурные проекты. В необходимости решения этой задачи Россия не является исключением. Недостаточные инвестиции в физический капитал явились одним из факторов, тормозящих рост производительности труда в развитых странах [8]. Другой фактор замедления роста производительности труда — растущее социальное неравенство — также актуален в условиях российской экономики. В русле перехода к новой модели экономического роста на основе неоиндустриальной парадигмы необходима активная государственная политика по преодолению чрезмерного социального неравенства. Это позволит увеличить производительность труда и повысить темпы роста экономики, что в свою очередь, отразится и на повышении уровня доходов и благосостояния.

Проведение политики новой индустриализации требует кардинального пересмотра сложившейся официальной доктрины экономического развития страны, перехода от мелких институциональных усовершенствований в уповании на свободные силы рынка к активной структурной и промышленной политике, внедрения инструментов прогнозирования, программирования и стратегического планирования экономики в практику экономической политики, подчинения денежно-кредитной и бюджетно-налоговой политики не краткосрочным задачам финансовой стабилизации и «таргетирования инфляции» за счет удушения реального сектора, а долгосрочной задаче экономического роста и увеличения производительности труда, и, как следствие, сокращения социального неравенства и повышения уровня и качества жизни подавляющего большинства населения.

Литература

1. Арриги Дж. Долгий двадцатый век: деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006.
2. Зайцев А.А. Производительность труда в отраслях обрабатывающей промышленности России: динамика и межстрановые сопоставления // Экономическая наука современной России. 2015. № 4.
3. Лавровский Б. Оценка производительности труда в России и мире // Экономист. 2014. № 12.
4. Росстат // http://www.gks.ru.
5. Теняков И.М. Современный экономический рост как особая форма процесса накопления капитала // Философия хозяйства. 2016. № 2.
6. Труд и занятость в России. М.: Росстат, 2011.
7. Труд и занятость в России. М.: Росстат, 2013.
8. Theproductivity-inclusiveness nexus. OECD. Paris, 1—2 June 2016 // http://www..
9. World Economic Outlook Database, October 2016. IMF // http://www.imf.org.

References

1. Arrigi Dzh. Dolgiy dvadtsatyiy vek: dengi, vlast i istoki nashego vremeni. M., 2006.
2. Zaytsev A.A. Proizvoditelnost truda v otraslyah obrabatyivayuschey promyishlenno-sti Rossii: dinamika i mezhstranovyie sopostavleniya // Ekonomicheskaya nauka sovremennoy Rossii. 2015. №.
3. Lavrovskiy B. Otsenka proizvoditelnosti truda v Rossii i mire // Ekonomist. 2014. № 12.
4. Rosstat // http://www.gks.ru.
5. Tenyakov I.M. Sovremennyiy ekonomicheskiy rost kak osobaya forma protsessa nakop-leniya kapitala // Filosofiya hozyaystva. 2016. №. 2.
6. Trud i zanyatost v Rossii. M.: Rosstat, 2011.
7. Trud i zanyatost v Rossii. M.: Rosstat, 2013.