Эта проблема усугубляется тем, что политика рейганомики, проводившаяся с 1981 года, привела к серьезным дисбалансам в мировой экономике и экономиках крупнейших стран, в частности, к превышению общего объема частного спроса над уровнем доходов домохозяйств. Как следствие - даже сохранение нынешнего уровня мирового ВВП невозможно, расходы и доходы домохозйств должны прийти в равновесное состояние, что повлечет за собой существенное падение мирового потребления, которое и формирует значительную часть ВВП во всех странах мира.

Исследования структурных диспропорций, которыми мы занимались последние полтора десятилетия, показали, что совокупный спад мировой экономики составит порядка трети, но в так называемых развитых странах (в которых стимулирование частного спроса было особенно сильным) оно будет значительно выше - до 60%. Но возникает принципиальный и самый главный вопрос: а какой будет экономика после подобного спада?

Дать на него точный ответ достаточно сложно, поскольку кризисов такого масштаба экономики еще не знала. А если учесть, что и модель экономического роста после кризиса не очень понятна (нынешний кризис, падения эффективности капитала, принципиально отличается этим от традиционных циклических кризисов, после которых рост наступает практически автоматически), то говорить о том, как будет развиваться ситуация крайне сложно, если вообще возможно. Однако есть некоторые аспекты, которые можно учитывать уже сейчас.

Если мы рассмотрим второй в истории кризис падения эффективности капитала, начавшийся во второй половине 20-х годов прошлого века, то  увидим, что он привел к довольно серьезному падению ВВП и жизненного уровня населения, но вот структура экономики, во всяком случае, в США и Западной Европе, изменилась по его итогам не очень сильно. Иными словами, относительные «веса» отдельных отраслей экономики остались прежними: промышленность как была около 70%, так и осталась, финансовый сектор как был 5%, так и остался, и так далее. Однако с тех пор ситуация стала сильно меняться.

Если мы посмотрим на структуру современной экономики, то увидим, что она радикально изменилась с 30-х годов прошлого века. Так, в США доля промышленности упала ниже 20%, а финансовый сектор, напротив, сильно вырос. Сегодня доля общей прибыли в экономике, которую перераспределяет в свою пользу финансовый сектор, составляет более 50%, в отличие от 5% до II Мировой войны и 10% в конце 40-х годов, Отмечу при этом, что под финансовым сектором здесь понимаются не только чисто финансовые компании, но и финансовые подразделения компаний традиционной экономики - главное тут механизм формирования доходов 

Такая ситуация, во многом, связана со спецификой Бреттон-Вудской финансовой моделью, основанной на перераспределении прибыли, образующейся от эмиссии доллара. Если выражаться старой как мир формулировкой, то, «кто девушку кормит, тот ее и танцует». Если прибыль в экономике образуется от эмиссии (мы сейчас не будет расшифровывать этот тезис, хотя к нему и могут быть вопросы), то и основными бенефициарами такой экономической модели будут те, кто эту эмиссию осуществляет или перераспределяет. То есть финансовый сектор экономики, банки, в первую очередь.     

Но избыточная прибыль, концентрирующаяся в отдельных секторах экономики, неминуемо меняет и структуру потребления. У каждой отрасли есть своя, подчас достаточно специфическая, структура расходов, она формирует собственную систему оплаты труда, модели престижного и типового поведения.   Как следствие, те отрасли, которые получают «дополнительную» (по сравнению с «естественной», то есть безэмиссионной моделью экономики) долю создаваемой в экономике добавленной стоимости, перераспределяют общую структуру экономики в свою сторону.

После кризиса 70-х годов ситуация еще более ухудшилась. Политика «рейганомики», направленная на кредитное стимулирования частного спроса (с ее базовыми элементами, постоянным снижением стоимости кредита и рефинансированием частного долга) привела к тому, что структурные искажения в экономике США стали достигать 25-30%.  В качестве примера можно привести дисбаланс между доходами и расходами домохозяйств. Если рассмотреть более или менее равновесную ситуацию, при которой доходы и расходы сбалансированы, то нынешние расходы, по сравнению с такой моделью, выше, более чем на 3 триллиона долларов в год. Это значит, что если прекратить стимулирование, то экономика США будет снижаться, причем, поскольку снижение расходов неминуемо влечет за собой и падение доходов,  падение будет сильнее, чем на 3 триллиона долларов.  Более или менее аккуратный подсчет показывает, что ВВП США упадет ниже нынешнего официального уровня на 55-60%.

Такой масштаб спада трудно себе представить (кризис 90-х годов в России и падение начала 30-х годов прошлого века, приведшее к «Великой» депрессии стоил нашим странам падения всего в 35%), однако дело в том, что спад этот будет абсолютно неравномерным. Финансовый сектор, сильно выросший за последние десятилетия, может упасть в разы (по самым предварительным прикидкам - раз в пять), а вот реальный сектор - на те же 35%, что и раньше. При такой ситуации общий спад вполне может составить и 60%.

Но вот что будет в такой ситуации с реальным сектором? Мы хорошо помним 1998 год, когда, в частности, резко изменилась структура потребления населения. Дело даже не только в том, что потребление стало меньше, дело в том, что по одним продуктам оно изменилось очень сильно (например, резко упало потребление услуг мобильной связи), а по некоторым значительно менее. Появился  спрос на услуги, которые, вроде бы, начали сокращаться (например, ремонт одежды, бытовой техники), а некоторые товары из разряда «ширпотреба» перешли в премиум-сектор. 

Предстоящий кризис будет много сильнее, и не в одной стране, а по всему миру.  А это значит, что он неминуемо вызовет принципиальное изменение всей структуры производства, которое, по большому счету, всегда завязано на конечный спрос (то есть спрос домохозяйств или государства). Да и государства принципиально изменять свой спрос, поскольку необходимость социальной поддержки населения в условиях сокращающихся бюджетов, сильно изменит возможности по поддержанию тех или иных проектов.    

Очень интересен вопрос о том, как будут происходить эти процессы. Понятно, что будут падать и доходы производителей, и их издержки. Но у одних предприятий доходы будут падать быстрее расходов - и они будут банкротиться, у других - наоборот, и они могут начать получать сверхприбыль. И сегодня нет никаких оснований для того, чтобы определить, какие отрасли будут среди первых, а какие - среди вторых. 

Не очень ясно также, как будет меняться ситуация не по конкретным предприятиям, а по отраслям. Грубо говоря, не получится ли так, что целые отрасли станут принципиально убыточными и их придется закрывать, компенсируя соответствующие позиции за счет альтернативных товаров или услуг. Не исключена и ситуация, при которой спрос появится - но уже после тоо, как большая часть производителей исчезнут. В России такая ситуация была, но ее компенсировали за счет импорта. Будет ли такая возможность во время глобального кризиса - вопрос.

В общем, как мне кажется, ключевой практический вопрос, который хозяйственники должны бы задать сегодня (а лучше - вчера) экономистам, состоит в том, что  необходимо дать хотя бы предварительные раскладки по изменению межотраслевого баланса в экономике отдельных стран и мира в целом. К сожалению, эта работа даже не начата, Это представляется мне большой ошибкой экономистов - поскольку задача не просто очень важная, но принципиально важная.  И в некотором смысле, в рамках концепции философии хозяйства эту тему стоит максимально пропагандировать и развивать!       

31.10.2014, 14:54, "Лаборатория философии хозяйства" <Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.;: