Последние экономические, финансовые и политические события побуждают к возвращению к дискуссии о целесообразности подготовки Польши к вступлению в зону евро. Мы имеем в виду, в частности, последние волнения на валютных рынках, вызванные отказом Банка Швейцарии стабилизировать курс франка. В результате произошли его корректировка и апрециация на несколько десятков процентов по отношению к таким валютам, как, в частности, польский злотый. Существенным аргументом в пользу возврата к дискуссиям является также, с одной стороны, вступление Литвы в еврозону с 1 января 2015 г., с другой — вероятная возможность выхода Греции из еврозоны, которая по-прежнему борется с финансово-экономическими проблемами, возникшими частично вследствие вступления Греции в еврозону.

В нашем случае основным движущим фактором возврата к дискуссии о подготовке Польши к вступлению в еврозону стал мало замеченный общественным мнением доклад Национального банка Польши «Экономические вызовы интеграции Польши в еврозону», опубликованный в декабре 2014 г.

В докладе отмечены в основном потенциальные угрозы, вытекающие из членства в еврозоне. По мнению авторов доклада, такие угрозы могут вытекать из отсутствия структурной и институциональной приспособленности польской экономики к макроэкономическим условиям, действующим в этой зоне. В докладе отмечается, что отрицательные последствия такого отсутствия испытали и другие периферийные страны ЭВС — особенно в условиях нынешнего финансового кризиса. Авторы доклада указывают, что вступление в еврозону — это «только» и «прямо-таки» шанс на ускорение экономического роста и повышение благосостояния польского общества. Более того, доклад побуждает скорее к дискуссии о целесообразности и условиях вхождения Польши в еврозону, а не к стараниям по присоединению к еврозоне.

Упомянутый доклад не содержит, однако, баланса ожидаемых издержек и выгод или же преимуществ и угроз, следующих из присоединения Польши к Экономическому и валютному союзу и принятия общей валюты евро. Он также не уделяет должного внимания проблемам, связанным с выполнением предварительных условий, известных как Маастрихтские критерии. Доклад скорее предупреждает перед присоединением к еврозоне, чем побуждает к этому. По нашему мнению, он слишком пессимистичен, что не умаляет его значения, тем более что он поощряет к дискуссии о вступлении Польши в еврозону. Мы попытаемся доказать это в настоящей статье.

Прежде чем представить аргументы в пользу вступления в еврозону, мы, вслед за авторами доклада, сначала представим аргументы против вступления, по крайней мере, на нынешней стадии развития.

Следует, однако, констатировать, что доклад НБП — вопрос угроз для успешного развития польской экономики в рамках еврозоны и быстрой реальной конвергенции трактует динамично, т. е. рассматривает не столько на пороге ее вступления в еврозону, сколько в ходе дальнейшего функционирования в европейской макроэкономической среде. После принятия такой установки авторы доклада указывают на возможность появления ряда неблагоприятных обстоятельств, которые могут произойти в Польше в результате интеграции в еврозону. К ним можно отнести следующие.

• Во-первых, последствия присоединения Польши к еврозоне в условиях более низкого ВВП по сравнению с другими странами. Ныне низший уровень дохода одновременно означает более низкий уровень цен и тем самым низкий реальный курс злотого по отношению к евро. Экономика Польши становится конкурентной по ценовым соображениям по сравнению с остальными странами еврозоны. После присоединения экономика попадает в зону, изобилующую капиталом с низкими процентными ставками. Это может стать фактором ускорения роста, но вместе с тем Польша (как ранее другие, периферийные страны зоны) может оказаться местом чрезмерно рискованных инвестиций, спекулятивных пузырей, например, на рынке недвижимости, или чрезмерных публичных расходов. Ускоренный экономический рост может повлечь за собой нарастание внешней неуравновешенности, опасного отрицательного сальдо текущих оборотов и отрицательного инвестиционного положения страны.
• Во-вторых, ухудшение конкурентоспособности польской экономики. Авторы доклада считают, что конкурентное преимущество польской экономики, вытекающее в основном из низкой зарплаты и цен, в условиях ускоренного роста быстро исчерпает себя. Именно благодаря этой конкурентоспособности в последние годы у нас были экспортные успехи. Такое положение дел вызовет в будущем рост издержек и впоследствии рост зарплат и цен. И дело тут не в росте цен в момент обмена денег. Это можно предотвратить. Дело в так называемом эффекте Балассы—Самуэльсона, т. е. в процессе перемещения темпов роста зарплат из развивающегося сектора производства обмениваемых благ и услуг в сектор необмениваемых благ и услуг. Принимая во внимание, что рост издержек и цен и рост реального курса отечественных денег происходят похожим образом, возникает опасение, что он вытеснит ценовую конкурентоспособность и ухудшит экономическую конъюнктуру в случае использования общей валюты. По мнению авторов доклада, — и этому трудно возразить — в экспорте еще слишком мала доля товаров, качество которых гарантирует структурную, а не ценовую конкурентность. Залогами успеха в еврозоне являются повышение структурной конкурентоспособности и увеличение ее доли в производстве и в дальнейшем в экспорте товаров и услуг или, по крайней, мере выработка действий и условий, способствующих ее повышению. Наблюдение за опытом других стран показывает, что на самом деле такая проблема имеет место, более того, действия, направленные на рост структурной конкурентоспособности, намного легче предпринимать и осуществлять, оставаясь вне зоны общей валюты.
• В-третьих, институциональная неприспособленность польской экономики к организационно-институциональной системе в еврозоне. В Польше существуют многочисленные структуры и институты, отличающиеся от структур и институтов еврозоны. Такое положение после вступления в еврозону может вызвать иной ход развития экономической конъюнктуры и асимметричные потрясения — этому трудно противодействовать без отечественных денег и суверенной денежной политики. Эти отличия касаются, в частности, рынка труда. В Польше рынок труда по характеру занятости гибкий. Много в нем временных трудовых договоров. Такого типа гибкость, по мнению авторов доклада, совсем нежелательна. Она вызывает сильные циклические колебания занятости. Относительно низким является также уровень пособий для безработных, что также может усиливать цикличность. Снижение спроса, вызванное ростом безработицы, будет углублять рецессию. В пользу цикличности может также воздействовать небольшой диапазон размера зарплат и слаборазвитая практика действия институтов рынка труда. Асимметричным потрясениям может также способствовать отсутствие групповых переговоров с работодателями, сильных по численности и хорошо организованных профсоюзов. Пространственной мобильности работников не способствуют неразвитость рынка недвижимости, незначительная доля в жилищном фонде съемного жилья, высокая зависимость от кредитов на приобретение жилья и т. п.

Вследствие перечисленного состояние польского рынка труда не является сильной стороной экономики, что в условиях общей валюты угрожает неравномерностью распределения издержек по приспособлению в случае асимметричных потрясений. Издержки по приспособлению будут нести в основном работники, а не работодатели, что будет влиять на способ и долгосрочные последствия таких приспособлений (если издержки не заставят предпринимателей применять радикальные, инновационные приспособления). Такого типа институциональные препятствия и обусловленности могут ослаблять темпы роста, хотя одновременно с продвижением реальной конвергенции их ограничительное влияние будет снижаться.

• В-четвертых, упомянутую выше структурную и институциональную неприспособленность, возникающее состояние неравновесия и асимметричные шоки сложнее преодолеть после входа в еврозону из-за отсутствия отечественного центрального банка и суверенной денежной политики. Авторы доклада считают, что механизмы денежно-кредитной политики, установленные в рамках создаваемого Банковского союза, не являются хорошей заменой монетарному суверенитету. Они также не являются альтернативой суверенно определяемым процентной ставке и номинальному валютному курсу как инструментам восстановления равновесия. В результате, из-за отсутствия номинального валютного курса и номинальной процентной ставки будет возникать риск увеличения амплитуды колебаний экономической активности, так как инструменты противодействия у Банковского союза оказываются малоэффективными.

Итак, можно констатировать, что на основании обсуждаемого доклада еврозона, которая раньше — до кризиса — представлялась пристанью порядка и безопасности, сейчас кажется местом, полным потенциальной опасности и угроз для менее экономически развитой страны. Для того чтобы такая страна, лишившись суверенной денежной политики, могла безопасно функционировать в еврозоне, она — по мнению авторов — должна обладать сильными государственными финансами. Низкая государственная задолженность и уравновешенный бюджет позволят эффективно противодействовать конъюнктурным потрясениям. Инструменты фискальной политики в данном случае должны выполнять задачи и монетарной, и фискальной политики в процессе стабилизации конъюнктуры. И поэтому еще до присоединения следует хорошо выполнить фискальные критерии Маастрихтского договора, касающееся как государственного долга, так и бюджетного дефицита.

Подводя итоги обсуждения доклада НБП, с некоторым преувеличением можно сказать, что, по мнению авторов, страна, присоединяющаяся к еврозоне, должна обладать высокой структурной конкурентоспособностью и, что немаловажно для ее безопасности, быть соответственно богатой. Итак, самыми лучшими кандидатами в еврозону могли бы стать Скандинавские страны — Швеция или Дания. Но должны ли именно такие страны торопиться со вступлением в еврозону?

Отвечая на так поставленный вопрос, следует помнить, что еврозона не является Аркадией, и — что более важно — в Аркадии не функционирует малая открытая экономика с плавающим курсом валюты и по существу с мнимой суверенностью денежной политики. Польская экономика, о которой идет речь, как раз и является такой малой открытой экономикой, которая — напротив — функционирует в мире, полном высококонкурентных торговых партнеров и господствующих финансовых рынков со многими валютными турбулентностями. Итак, отвечая на вопрос, когда Польша должна вступить в еврозону, следует прежде всего проанализировать последствия альтернативы для польской экономики: оставаться в более длительной перспективе вне еврозоны — значит сохранять собственную валюту при более или менее контролируемом (свободном) плавающем курсе.

До установления и принятия общей валюты евро в научных дискуссиях и политических дебатах много говорилось о его преимуществах, об экономической выгоде введения евро. Указывалось, в частности, на сокращение трансакционных издержек, связанных с обменом валют, на снижение валютных спекуляций и тем самым на снижение затрат на обеспечение бизнес-трансакций, в том числе валютных и др. Меньше внимания уделялось недостаткам системы плавающих курсов, которую должна заменить общая валюта в странах, присоединяющихся к еврозоне. И это понятно. Все внимание уделяется проекту наступающему, будущему, а не уходящему в прошлое. Сегодня многие экономисты не только вспоминают с ностальгией достоинства брошенной в пределах еврозоны системы плавающих курсов, но и предлагают ее восстановление.

Мы в этом вопросе высказываемся за сдержанность и осторожность. И вот основные причины такого подхода.

Во-первых, в самом большом сокращении можно констатировать, что плавающий курс валют отличается краткосрочной непредсказуемостью и долгосрочной неприспособленностью. Он также может оказаться опасным инструментом конкурентной борьбы внутри экономического сообщества, ибо создает соблазн манипулирования денежной политикой, которое может привести к депрециации отечественных денег по отношению к валютам торговых партнеров. Уже Д.М. Кейнс отрицательно оценивал этот прецедент, считая его попыткой экспорта безработицы. Чтобы это предотвратить и спасти от экспорта безработицы, в Общем рынке до введения евро были использованы — с ничтожным результатом — так называемые валютные змеи, которые должны были стать суррогатом твердых курсов. К сожалению, это не вполне удалось, так как стремление использовать возможности, создаваемые слабеющей валютой, также в Общем рынке путем своеобразного курсового демпинга, оказалось сильнее, чем формальная потребность в стабилизации экономического развития. В особенности это касалась стран юга ЕС. В результате возникли разного вида напряжения, которые заставили страны севера ЕС предпринять контракцию. В итоге валютные и экономические напряжения, возникавшие время от времени между странами Сообщества, вызывали желание принять евро как странами с сильной валютой, так и странами со слабой валютой, которые надеялись, что их валюта станет такой же сильной, как немецкая марка, а ведь марка была гегемоном в валютных змеях.

Во-вторых, плавающий курс, благодаря депрециации, облегчал получение внешнего равновесия путем удешевления экспорта и удорожания импорта и как бы априори оправдывал неконкурентоспособность, а заодно не принуждал к необходимым реальным приспособлениям в области новаторского производства и экспортного предложения. Депрециация валюты является скорее паллиативом, чем лекарством от низкой конкурентоспособности экономики — больше обезболивает, чем лечит. В данном смысле она может оказаться пригодной как обезболивание, когда страна предпринимает усилия, направленные на структурное приспособление. Именно этому должны служить девальвации в системе твердых курсов из Бреттон-Вудса, которые Пол Волкер определяет как твердые курсы обмена, подлежащие приспособлениям [1]. Одновременно с девальвацией должны быть предприняты и реальные действия по приспособлению. Именно так к вопросу стабилизации экономики относился и представлял соответствующие рекомендации Международный валютный фонд (МВФ). Если правительства не воспользовались этими советами и рекомендациями, временное приспособление происходило путем инфляции и перераспределения доходов и затем, в результате роста цен и издержек, появлялась повторная потеря конкурентоспособности.

В-третьих, плавающий курс позволяет чрезмерно прагматичным или прямо оппортунистическим государственным властям избегать или даже отвергать сложные решения модернизации экономики. Депрециация и следующая за ней инфляция бьют в основном по потребителям и наемным работникам, в меньшей степени по фирмам и предпринимателям. Такое явление не заставляет предпринимателей предпринимать действия по модернизации ради повышения конкурентоспособности, а иногда и достигать структурной конкурентоспособности. Депрециация денег может, таким образом, стать постоянным процессом, снижающим темпы роста слаборазвитой страны, что угрожает угодить в так называемый капкан «среднего дохода». В то же время низкая стоимость труда как эффект неблагоприятного для работников перераспределения дохода не способствует его рациональному использованию и росту производительности труда.

В-четвертых, плавающий курс в условиях глобализации и финансизации мировой экономики становится непредсказуемым, особенно для малой открытой экономики. Известная тройственная дилемма денежной и курсовой политики в условиях перелива капитала, которую мы преподаем на курсах макроэкономики, как утверждает Элен Рей, превращается в двойственную дилемму, т. е. становится альтернативой: или свобода перелива капитала — или суверенитет денежной политики, что по существу лишает страну этого суверенитета, потому что сложно представить себе, что против перелива капитала можно создать надежную дамбу. В мире, все более зависимом от игры на финансовых рынках, действует система сообщающихся сосудов с сильно бурлящей жидкостью. Изменения в монетарной или фискальной политике крупных государств — экономически сильных партнеров — вызывают уже не отзвуки, а волны, набегающие на курс валют партнеров послабее. Это стало заметно недавно — после отказа Национального банка Швейцарии от защиты механизма формирования курса франка.

В-пятых, сохранение плавающих курсов связано с огромными издержками, возникающими при обмене одной валюты на другую, так называемыми трансакционными издержками, и обеспечением валютных курсов при помощи так называемых хеджинговых механизмов, которые особо выделялись до введения евро и от которых избавляется общая валюта.

Учитывая вышесказанное о недостатках плавающего курса, вернемся к чаще всего упоминаемым убыткам, которые может вызвать принятие евро. В первую очередь это отказ от суверенной денежной политики и тем самым от возможности определения и проведения маневров с процентной ставкой, а также использования ставки Центрального банка в экономической политике, в том числе для формирования номинального валютного курса.

Как нам кажется, возможности процентной ставки в экономике, особенно в условиях плавающих курсов, сильно преувеличены. Процентная ставка хорошо выполняла свои функции в макроэкономических моделях, таких как модель IS-LM и в моделях, от нее производных. Так складывались дела во времена, часто определяемые как «золотые десятилетия послевоенной капиталистической экономики». Именно тогда макроэкономические модели неплохо соответствовали действительности, и процентная ставка не являлась единственным, или даже главным, инструментом восстановления внутреннего равновесия и сглаживания конъюнктуры, а также формирования номинального курса валюты. Даже в программах приспособления для стран, испытывающих потерю равновесия, либеральный Международный валютный фонд, прежде чем оказать помощь, рекомендовал действовать по схеме: сократить расходы, повысить налоги и повысить процентную ставку. Процентная ставка появлялась и в качестве других советов и рекомендаций, касающихся и фискальной политики. Роль процентной ставки в макроэкономической политике снизили глобализация и финансизация мировой экономики. Ее падающая эффективность была заметна во время финансовых кризисов так называемого второго поколения — в 1990-х гг.

В нынешней экономической и финансовой действительности процентная ставка воздействует совсем неоднозначно. Практика показывает, что повышение процентной ставки может как укрепить, так и ослабить номинальный курс отечественной валюты, повлиять как на приток капитала, так и на его утечку, как улучшить, так и ухудшить сальдо текущих оборотов и т. д. Результаты изменения процентных ставок зависят и от обстоятельств, и от того, как это решение воспримут финансовые рынки, как оценят кратко- и долгосрочные последствия. Эффект воздействия процентной ставки зависит также от изменения во внутреннем положении страны, маневрирующей ставкой, и от ожидаемой реакции внешних партнеров на ее решения и т. п. Короче говоря, все это оказывает влияние на доверие к экономике данной страны и тем самым определяет уровень риска при принятии решений, касающихся перелива капитала. Не стоит доказывать, что большинство замечаний относится особенно к странам, причисляемым к так называемым малым открытым экономикам, прежде всего к более крупным из них, обладающим относительно широким финансовым рынком, что облегчает и повышает привлекательность более крупных финансовых операций. Равно как и валютный курс, о котором упоминалось ранее, не всегда изменяется согласно рекомендациям и ожиданиям центральных банков и правительств.

Можно, конечно, сделать упрек, что эти критические замечания в адрес плавающих валютных курсов и процентных ставок относятся к нынешнему беспокойному времени в мировой экономике. Быть может, удастся преодолеть отрицательные последствия финансизации мировой экономики и цивилизовать свободный перелив капитала. Более правдоподобным, однако, представляется другой ход событий — углубление процесса финансизации и увеличение дистанции между реальной экономикой и практикой международных финансов. Мы не предвещаем катастрофу — армагеддон мировой экономики, а лишь указываем на угрозы, следующие из нахождения в системе плавающих курсов для страны, стремящейся к реальной конвергенции с высоко продвинутыми экономиками. Пребывание вне еврозоны не увеличивает ее шанс на успех. Шансы на успех в этом деле в рамках еврозоны или вне ее одинаковы.

Неудачи еврозоны чаще всего объясняются неоптимальной валютной территорией, на которой она была создана, а заодно и тем, что в ней недостаточными были фискальный союз и фискальная дисциплина, что привело к слишком быстрому росту вознаграждений и издержек производства в менее продвинутых странах — странах периферии. В результате эти страны утратили конкурентоспособность. Первую из этих причин мы не оспариваем, очередные две требуют комментария. Говоря о фискальном союзе, чаще всего имеются в виду налоговая гармонизация, совместное уравновешивание государственных финансов и крупный союзный бюджет, создающие возможность поддержки государствам и регионам испытывающим трудности. Так понимаемый фискальный союз не был создан, и, как представляется, его невозможно создать.

В результате споров о финансах, общий рынок не только не объединил, но и поссорил страны-члены. Если Евросоюзу быть, он должен помнить свои корни, ценность мира, который принес и продолжает укреплять. Основой остаются согласие, взаимное уважение к партнерам, соблюдение права на отличие, на другие культуры и вместе с тем признание общих ценностей. Но трудно было бы добиться полного взаимоуважения в сообществе, если бы оно было разделено решениями политиков и принципами осуществления фискальной политики на плательщиков бюджетных средств и получателей бюджетных средств; дарителей и одаренных; кредиторов и должников; покровителей и их клиентов.

Такого типа разделение не только не соответствует целям Евросоюза, но опасно для его сохранения. Как нам кажется, в настоящее время не только нет возможности, но даже и необходимости создавать фискальный союз, понимаемый как система перераспределения дохода. Фискальная политика, предполагающая перераспределение, может осуществляться в рамках государства при использовании инструментов принуждения, учитывая расхождения в интересах. Евросоюз не станет единым государством и тем более многонациональной империей. Но это не означает, что он не должен оказывать финансовую помощь из общих фондов нуждающимся странам, а также — и, быть может, прежде всего —благожелательную поддержку путем смягчения некоторых режимов секторной или кредитной политики, способствуя тем самым процессу реальной конвергенции в рамках еврозоны и во всем Евросоюзе.

Достижение уровня экономического развития, близкого наиболее продвинутым странам, чрезвычайно сложная задача — как путем интеграции в зону общей валюты, так и в условиях сохранения собственной валюты. Основная сложность — в сохранении конкурентоспособности в торговых отношениях с богатыми партнерскими странами, когда вместе с ускоренными темпами роста национального продукта начинают расти зарплаты и цены. Менее развитые страны ранее были конкурентоспособными в основном благодаря низким зарплатам и меньшим издержкам производства. Рост затрат и тем самым снижение конкурентоспособности могут вызвать (и на практике часто вызывают) ухудшение баланса текущих оборотов, заставляя предпринимать серьезные усилия. В системе твердых курсов Бреттон-Вудса похожее положение определяла убыль валютных резервов. Если это не удавалось предотвратить, необходимой оказывалась девальвация, часто сложная политически и нелегкая в проведении. В свою очередь девальвация, повышая конкурентоспособность за счет реального снижения зарплат и других доходов, а также ограничения частных и государственных расходов, могла помочь восстановлению внешнего равновесия. Необходимость проводить социально непопулярную и политически сложную девальвацию, как и нарастание дефицита текущих оборотов и ухудшение инвестиционной позиции, должна служить стимулом для государственной власти принять предохранительные меры, позаботиться об укреплении структурной конкурентоспособности отечественной экономики. Необходимость следить не за ценовой, а за структурной конкурентоспособностью, к сожалению, в значительной мере подавляется системой плавающих курсов. Среди многочисленных факторов, воздействующих на курс отечественной валюты, теряется значение основы валютного курса, которой всегда была конкурентоспособность экономики. Отсутствие заботы об этой конкурентоспособности — прямой путь попасть в упомянутый ранее капкан «среднего дохода». И поэтому, если невозможно восстановить Бреттон-Вудскую систему или похожую, но опирающуюся на систему твердых курсов, в частности, из-за сложных для ограничения и контроля переливов капитала в глобальной экономике, тогда следует усилить интерес к евро.

В пользу присоединения Польши к еврозоне говорит также другое обстоятельство, а именно, безопасность, вытекающая из масштабов Валютного и экономического союза и его значения в мировой экономике. Как известно, в настоящее время это ведущая в мире экономическая и финансовая держава. Это значит, в частности, что спекуляция его валютой почти невозможна или, по крайней мере, сложна. Но этот аспект в данной статье мы не рассматриваем.

Присоединение к Валютному и экономическому союзу в его нынешнем виде слишком рискованно для Польши. И дело тут совсем не в нынешнем послекризисном состоянии экономики стран еврозоны или в конкретных евросоюзных институтах. Прежде всего, дело в проводимой до сих пор политике Евросоюза, направлениях его экономической политики (в том числе в еврозоне) и в методах осуществления этой политики.

Когда устанавливалась общая валюта, переплелись две не слишком благополучные концепции экономической политики, особенно монетарной политики. Первая из них была связана с идеей так называемых здоровых денег, выпускаемых Центральным банком Экономического и валютного союза. Эта валюта рассматривалась как экзогенные деньги по отношению к каждой отдельно взятой стране, что должно было защищать их от искушения испортить отдельными правительствами и центральными банками ради повышения конкурентоспособности экспорта путем депрециации отечественной валюты. Таким образом, возникла копия (и заодно замена) золотого стандарта — без настоящего золота, но по существу с «фидуциарным золотом», которое Европейский центральный банк должен разумно «добывать», проводя курс стабильности общего уровня цен или желаемую — устанавливаемую — инфляционную цель. Вторая концепция была связана с неолиберальной идеей свободного рынка, который, согласно этой идее, свободен от ограничений перелива товаров, услуг, капитала и людей и должен ускорять экономическое развитие всего сообщества, особенно менее продвинутых стран, создавая им возможность реальной конвергенции с более богатыми странами сообщества.

Цели реальной конвергенции достичь не удалось. Зато свобода перелива капитала привела к возникновению многих неэффективных инвестиций и спекулятивных пузырей. Вместо продвижения реальной конвергенции появилась опасная деиндустриализация менее развитых стран. Вместо ожидаемого сближения (продвижения) уровней развития возник процесс дивергенции и глубокого неравновесия текущих оборотов между странами зоны — в одних странах со знаком плюс, в других — со знаком минус.

Учитывая существующие неудачи — для того чтобы еврозона вновь стала привлекательной для менее развитых стран, надо разрешить применение инструментов и методов экономической политики, которые позволят использовать механизмы, ведущие к реальной конвергенции. Это касается как механизмов аллокации ресурсов, так и способа ведения денежной политики.

И здесь вновь возникает проблема конкурентоспособности экономики страны — члена еврозоны, обладающей конкурентным преимуществом в результате меньших издержек труда. Этим вопросом озабочен Национальный банк Польши, отмечающий необходимость достижения конкурентоспособности не только ценовой, но и структурной, причем еще до присоединения к еврозоне. Однако достичь такой конкурентоспособности до присоединения нелегко, хотя бы из-за отрицательной роли плавающего валютного курса в процессе повышения конкурентоспособности, о чем говорилось выше. От еврозоны следует ожидать создания институциональных условий для экономической политики, способствующей конвергенции. Сдерживание роста зарплат не является путем сохранения конкурентоспособности. Зарплаты должны расти параллельно росту экономики. Проблемой экономики страны, стремящейся к реальной конвергенции, является более быстрый рост зарплат, чем производительность труда, и, следовательно, рост издержек и цен, ослабляющих конкурентоспособность. И этому надо противодействовать.

Могут появиться две серьезные причины быстрого роста зарплат и издержек и тем самым более высокой инфляции по сравнению с богатыми странами еврозоны. Первая — неправильная политика оплаты труда, что может быть вызвано отсутствием эффективных переговоров, касающихся оплаты труда, бесхозяйственностью государственного сектора или напряженностью и конфликтами в частном секторе. Опыт краткой истории еврозоны показывает, что в некоторых странах именно эти факторы стали причиной неудач. Их можно отнести к политическим, и противодействовать им можно в основном политическими методами.

Вторая причина носит чисто экономический характер, и поэтому ей мы уделим больше внимания. Если страна с более низким развитием ускоряет экономический рост, т. е. запускает процесс реальной конвергенции, она должна учитывать возникновение эффекта Балассы—Самуэльсона. В исходной точке у нее были более низкие зарплаты и цены, поэтому у нее относительно низкий реальный курс валюты, хотя в случае нахождения в еврозоне он не имеет номинального выражения. Двигателем экономического роста является сектор обмениваемых благ, т. е. тех товаров, которые могут быть как экспортируемыми, так и импортируемыми. Рост производительности труда в этом секторе способствует росту оплаты труда. Рост зарплат на едином рынке труда перекладывается на рост оплаты труда в секторе необмениваемых благ и услуг. В секторе, работающем на местные рынки, особенно в сфере услуг, производительность труда растет медленнее, чем зарплаты, растут также издержки и цены, а это снижает ценовую конкурентоспособность экономики. Возникает необходимость структурной конкурентоспособности, которая может воздействовать на ускорение темпов роста и увеличение доли обмениваемых благ в экономике. Но этого не гарантирует ни рыночный механизм, ни горизонтальная политика поддержки развития всей экономики. Следовательно, необходима вертикальная секторная политика, в том числе промышленная. Трудно найти страну, которая добилась экономического успеха, не поддерживая специализацию и обходясь без секторной политики. Бóльшая разница в темпах роста сектора обмениваемых благ, чем в темпах роста совокупного производства обоих секторов по сравнению с темпами отечественной инфляции и инфляцией у торговых партнеров, может оказаться способом сохранения конкурентоспособности. Этот принцип важен независимо от причин инфляции издержек и цен, вызванных эффектом Балассы—Самуэльсона или же вследствие политических факторов.

Вторым необходимым изменением — кроме восстановления возможности использования секторной политики — является изменение денежной политики. Необходимо смягчение последствий экзогенности общих денег. Ведь это «фидуциарное золото» можно добывать в необходимом количестве в случае серьезных угроз, а ЕЦБ может быть банком последней инстанции. Председателю ЕЦБ нельзя предъявить иск только за то, что он нарушил закон, иначе говоря, когда он заявлял, что будет защищать евро, скупая облигации на вторичном рынке, или другими способами смягчать денежную политику. Закон, запрещающий такое, был создан под влиянием идеологии, а не из-за реальных нужд общества и экономики.

Заявления председателя Европейского центрального банка о возможности ведения неортодоксальной денежной политики в случае угроз, а также обещания нового председателя Европейской комиссии предпринимать усилия в пользу эффективного противодействия деиндустриализации Евросоюза и новой промышленной политики звучат оптимистически. Можно ожидать, что вслед за этими декларациями будут происходить действительные изменения в способе функционирования еврозоны, создающие более благоприятные условия для стран, менее продвинутых в развитии. Польша должна поддерживать такого типа изменения, оставаясь в группе стран, обладающих «валютами, параллельными евро», рассчитывая на преобразования, способствующие присоединению^[1].

Литература

1. Финансовыйнаблюдатель. 2014. 25 июля.

2. De Grauwe P. Economics of monetary union. Oxford University Press, 2009.

3. Dornbusch R. Keys to Prosperity: Free Markets Sound Money and a Bit of Luck. Massachusetts, 2000.

4. Edvinsson L. Universal Networking, Intellectual Capital in: European Integration Process in the Regional and Global Settings / E. Latoszek, I. Kotowska, A.Z. Nowak, A. Stępniak (reds.). UW, Polska, 2012.

5. Ferguson N.Czy kres cywilizacji Zachodu? // Europa. 2010. № 12.

6. Kaletsky A.Capitalism 4.0. The Birth of a New Economy in the Aftermath of Crises // Amazon.com/capitalism4.0. 2010.

7. Kenen P.B. Economic and Monetary Union in Europe: Moving Beyond Maastricht. Cambridge, 1995.

8. Obstfeld M., Shambaugh J., Taylor A. Financial Stability, the Trilemma, and International Reserves // American Economic Journal. 2010. Macroeconomics, 2.2 (April).

9. Helleiner E. States and the Reemergence of Global Finance: From Bretton Woods to the 1990s. Cornell University Press, 1996.

10. Ratajczak M. Finansyzacja gospodarki (Financialization of economy) // Ekonomista. 2012. № 3.

11. Rodrik D. Jedna ekonomia, wiele recept (One economy, many recipes). Warsaw, 2011.

[1] Литературу по теме см.: [2—11].

Текст опубликован в ФХ №3, 2015