Концепт — целостное и целеположенное средоточие взаимообусловленных мыслей, идей, смыслов. Концепт может быть познавательным, отразительным, разъяснительным, но может иметь руководящее, ориентирующее, конструктирующее значение. Концепт вбирает в себя в отжатом виде разный интеллект-продукт, служа ему хранилищем, очагом и мастерской, и испускает из себя необходимые для контекста интеллект-блага. Концепт — метафизическая основа бытия чего-либо из явленного, существующего, феноменального, его развития, возникающих в нем перемен, всей его экзистенции, всей его судьбы. Концепт — вещь (от вести) необходимая, хотя и не всегда тщательно проработанная, а тем более — добротно сформулированная, но всегда и действенная.

Любой исторический субъект — «оконцептуален», он снабжен так или иначе своим концептом, пусть и не слишком явным и не всегда ясным в немалой своей части и намеренно конспиративным, мало того — вынужденно трансцендентным. Концепт — не математическая формула, не выверенная раз и навсегда инженерная конструкция, это всего лишь сгусток метафизической информации, выраженный в словах, понятиях, образах, но также и… ничем, как раз тем, что стоит за словом, за понятием, за образом и соотносится лишь с воображением, интуицией, чутьем.

Вот, к примеру, старорусские концепты, точнее, их символические «имиджи»: Святая Русь, Третий Рим, Российская империя («Православие, Самодержавие, Народность»). Кратко, но емко, по каждому возможны всяческие трактования, расшифровки, пояснения. Однако — концепты!

Или у большевиков — тот же СССР! Это ведь тоже концепт, хотя в нем ни собственно союза, ни буквальных советов, ни действительного социализма, ни фактических республик, а попросту… Сталинская империя!

Каждый такой концепт не просто условен, лозунгов и символичен, он несет в себе и какую-то рекламность, привлекательность с притягательностью, доверительность. И обязательно загадку! За внешней стороной концепта, его брендовостью, непременно стоит кое-какая суть, не выражаемая напрямую представительным высказыванием, но так или иначе всегда лишь подразумеваемая. Любое такое высказывание может быть развернуто в содержательный текст, немало сопряженный и с за-текстьем, что сделать бывает совсем не просто.

Тот же «СССР» уже несет большую смысловую, идейную и размыслительную нагрузку: что значит «союз», что — «советских», что — «социалистических», что «республик», ежели нагрузка эта смысловая очень мало имеет отношения к самим используемым словам. Да и «Сталинская империя» не слишком красноречива, ибо это все-таки более шифр, чем какое-то содержание, которое лишь подлежит раскрытию вплоть до его… нераскрытия!

Любой концепт — вещь вовсе не простая, а сложная, насыщенная содержанием, весомая, это, к примеру, не та же конституция, ибо текста показного концепты, как правило, не имеют, но зато может иметь под собой много темного, скрытого, конспиративного, попросту говоря — невыраженного, подразумеваемого, потаенного.

Каков, допустим, концепт тех же США? Да, «либеральный гуманизм — управляемая демократия — экономическое предпринимательство». Это для США всех времен, — разумеется, без упоминания об эксплуатации человека человеком, о разделении на успешных господ и неуспешных работников, о том же черном рабстве. А вот для новейших США надо бы непременно добавить: «либеральное по духу, но насильственное по форме планетарное миссионерство — ведущая роль в мире — всемирный безоговорочный дирижизм», — разумеется, без упоминания об империализме, общемировом жандармстве, всестороннем, вплоть до военного, насилии на пространствах планеты. Хочешь-не хочешь, а новый Рим, замешанный на обновленном Карфагене!

Или тот же Китай! О-о, тут уже не концепт, а концептище, обеспечивший тысячелетие китайского бытия, да так, что никто ничего и понять-то не может — ни в феномене Китая, ни в житии его, ни в концепте! Тут тайна великая есть — за семью, знаете ли, печатями! Однако кое-что сказать все же можно: «движущаяся неподвижность — стойкое ожидание — неожиданность шанса». Это, конечно, не все: «Все само идет: покой, буря, перемена, все само же и приходит: цель, средства, результат». Фатализм? Возможно, но непременно китайский: выжидательный, продуманный, расчетный! Если США ныне это как бы «Рыкающий Лев», то Китай всего лишь… «Тигр в засаде»!

Концепт США — концепт чистой Европы, освобожденной от тенет европейской традиции. США — европейская Новь. А вот Европа ныне… э-э… это не что иное как «прощание с собою»: на место многообразной исторической Европы идет внеисторическая Единая Европа, освобождающаяся уже даже и от нововременской Традиции, но… в отличие от США… вполне жертвующая собой. Европа-мать, породившая сына — США, идущая теперь за более сильным и амбициозным сыном, отрицая себя саму!

Вот она, непредвиденная никем мистерия агрессивного бытия!

А каким же был концепт старушки-Европы? Христианско-антихристианский, гуманистический, имперо-колониальный (синтез Рима и Карфагена в многосубъектном исполнении и разнообразном обличье). А сейчас — уже молодящейся Единой Европы: «секулярность — антигуманизм — единая фантомная имперскость». Европа явно уже последних времен! Это даже не закат Европы, как было замечено на рубеже XIX—XX вв., а ее явное закатывание, ежели вдруг похищение Европы, то уже… ее остывающего трупа! Кто ее, бедную, закатывает? Сама же Европа под водительством и присмотром своего сыночка — США. А кто ее неспешно похищает? Да все они же, сама Европа и ее же США! А все почему? Из-за уже включенной в организме Европы и тех же США постмодерновой программы самоуничтожения!

А что Россия? Почуяв запах евроамериканского тления, Россия отшатнулась от Запада, — и пошла, шатаясь и озираясь, искать свою дорогу под гром растерянных, въедливых, украинских пушек.

А дорогу свою России не найти без своего же концепта. Вот и стоит перед Россией задача обретения своего концепта, да не через заимствование его извне, как это было при Рюрике, Владимире Святом, в Смутное Время, при Петре Великом, при тех же большевиках, не говоря о нынешних глобо-либералах, а посредством выработки и в самом деле своего концепта, примерно так, как это случилось для СССР при Сталине, но с той разницей, что Россия тогда была все-таки отодвинута на периферию выбора, а сегодня она уже прямо в его центре.

Россия, конечно, не свободна от своей генотипики, как и не свободна от давящих на нее обстоятельств и своего нынешнего кризисного состояния. Но зато она более или менее свободна в импровизации, что важно не только для работы над собой, своим концептом, но и для решения важнейшей концептуальной задачи в эпоху неконцептуального (!) Постмодерна, вовсе не обошедшего России. Ясно, что в западный Постмодерн Россия с головой попадать никак не хочет, но вообще пренебречь Постмодерном она тоже уже не может. Сегодня весь мир весьма импровизационен, все мировое бытие, вся история, мало того — кругом полно симулякров, фикций, фантомов, призраков, трясин, пустот. И ежели уж концепт, то всему этому перечисленному как-то соответствующий, все это постмодерновое учитывающий, хотя бы для противовеса ему, противоборства с ним, известного его отрицания и даже преодоления.

США сегодня явно на пике мира, Европа — на его вершине, Китай — в сердцевине. А где Россия? Первое, что приходит в голову — на периферии мира. Но это приходит только в неумную антироссийскую голову, а вот в умную пророссийскую голову приходит кое-что иное: Россия ныне… в центре мира, хотя она и не центр мира, по крайней мере — пока!

А как Россия туда — в центр мира — вдруг попала? По произволению Господнему, конечно, но мы бы сказали, не гневя Всевышнего — по произволению Великого Неизвестного, которому зачем-то понадобилось сдвинуть Россию именно туда — в центр мира. Смотрите сами: планетарный мир в идейно-духовном плане вдруг весь завертелся в 2014 г. вокруг России — весь! включая и США с Европой, и Китай с Индией, и Бразилию с Ираном, и… о-о… Украину с той же Польшей, Прибалтику с Грузией, даже и Казахстан с Белоруссией, не говоря о тех же Армении, Киргизии или Турции. Ничего себе! Как это вообще могло случиться? А никак! Всегда ведь случается самое невероятное, и всегда почему-то внезапно! А все почему? Всего лишь потому, что решается-то не здесь, в сем мире, а там — в мире ином, где ведь никакой логики, а лишь одна метамысль — вот, собственно, и все!

Что ж, США у нас вроде бы Рыкающий Лев, Китай — Тигр в засаде, на Европу же можно навесить что-то вроде встревоженного Рейнеке-Лиса, а на ту же нынешнюю (про- и постмайданную) Украину не более и не менее, как Обезьяний переполох, — а вот что при всем при этом более всего подходит нынешней России… правильно… не что иное, как… Медведь-шатун!

А разбудил шатуна заокеанский львиный рык, аранжированный неохотным лисьим лаем и охотным обезьяньим ором, — и выудил медведя из берлоги, и очутился наш шатун вдруг… прямо в центре мира, сам того не желая, и задумался недоуменный и недовольный: за что же на него такая напасть, если не жестокая кара?

Не хотел медведь ни о чем таком думать, а теперь вот приходится: и концепт приходится ему строить, когда строить-то ничего по сути нельзя — ни фундамента прочного, ни возможности жесткой на нем конструкции, ни даже уверенности в правоте своей — всё зыбко, всё колеблется, всё то сбегается, то разбегается, всё ноет, воет и трещит! Не мир ведь теперь, а мир-симулякр, да еще мир-война, с которым одни лишь беспокойства и разочарования, а тут… концепт!

Уже, наверное, вовсе не матричный, во всяком случае — не одно- и не едино- матричный. И если уж без матрицы никак не обойтись, то тогда уж с сонмом матриц, то бишь не с матрицей какого-то там концепта, а с матрицей сразу ряда концептов, их, так сказать, кластером, или с матрицей концептуальных матриц, а ежели по-простому, то с неким все время изменяющимся набором неустойчивых, но сохраняющих свою направленность концептов-матриц.

Время тоже — непостоянное. Переменчивое, импровизационное!

И ежели уж установки, то такие, чтобы не впадать в концептуальную догматику и в функциональный ступор, как это случилось, к примеру, с СССР в застойные брежневские времена.

Быть всегда на стреме перемен, или, лучше сказать, на переменчивом стреме.

На что же сегодня может сподобиться наш Медведь-концептуалист? Рано или поздно, но из Медведя-шатуна выйдет Медведь-хозяин с потребным ему здоровым концептуализмом. Каким же?

Перво-наперво трехчленка: «Русь — Москва — Россия». Русь (она же русский мир, русскость) — ядро, корень, столп; Москва — центр, точка схождения и расхождения, скрепа; Россия — мир, стан, держава (она же и империя).

Поскольку Россия в планетарном мире, и у нее есть свое в нем место, то выходит и второй смысло-знаково-символический ряд: «Самостояние — евразийность — центр мира (мироцентровость)». Незамедлительного разъяснения здесь требует, само собой разумеется, это наглое «центр мира». Что это за центр? Нет, не властный вовсе и вообще не управленческий, как у тех же США; не рационально-умственный, как у Европы; не трудо-производительный, как у Китая. Нет, нет и нет! Но и не духовный, как у Индии или того же Тибета. Здесь что-то совсем другое: Россия — центр чего-то Иного! Чего же? Нет, не отличного от чего-то другого, а именно иного — того, чего нет, никогда не будет, но… случиться-таки может! Шамбалы? Нет, не Шамбалы, а просто того, чего нет и не будет, но к чему надо-таки идти! Россия — чрево, «черная дыра», колодезь, но при этом и лоно, и очаг, и кладезь. Кладбище разных идей и концептов, но и их кладовая. Сокровенная сокровищница; прикровенное сокровение; укромное откровение. Россия — тайна! Но тайна реализующаяся, действующая, работающая. Россия не хочет — а исполняет, не живет — а тащится, не наслаждается — а страдает. Миссия! Но миссия не формулируемая, ибо она не от Логоса и нелогосная, а от Софии и софийная, однако не менторская и не образцовая, а… ужасная!

Ну и что из этого? А то, что в России идет скрытая работа по вбиранию, осмыслению, перевариванию и выблевыванию всего земного, придуманного, восхитительного, возбудительного, убийственного. Ничего такого России не нужно и ничто такое в России не задерживается. Россия на прямой связи как с небесами, так и с преисподней. Россия — бездна! Как раз аналогичная той, из которой все на свете и вышло. А для планеты-то что, эта Россия? Какой-такой центр? А вот тот самый — правдианский (веритабельный)! Только в России и из России… правда! Посреди большой и неуемной лжи Россия всего ближе к Христу и Иоаннову «Откровению», что не значит, что более всего она христианская. Россия, может, не так уж и христианская, но вот зато она явно… Христова, причем не так софианская она, как софийная. Ведь только в России родилась софиасофия, что вовсе не софиология и не «софиасизация», а всего лишь контакт с Софией — для России не очень то и лицеприятный!

Россия — софийный центр мира! Хочешь знать правду — прямиком в Россию! Какую же правду, кроме софийной и апокалиптической? О-о, много «хочете», господа, ибо от правды этой худо сразу любому станет, а потому лучше помолчим, следуя заветам угрюмых софийных мудрецов. София может переходить в Логос, да вот Логос не может передать собою всей России! Вот почему и нам лучше, убедительно умолкнув, промыслительно помолчать!

И что же тогда принять нам за действенный концепт России, точнее, ее концептуальный кластер? Что-что… конечно же… матрешку, эту замечательную фрактальную вещь-вещицу-вестницу! В нижеследующей, примерно, экспозиции.

Внутри матрешки никому не известная идея России («Умом Россию не понять!»), сопряженная с Софией, Иным и Трансценденцией, что позволяет Идее быть, твориться самой и творить собою Россию — неопределенную, незаконченную, несовершенную (в аде, через ад, вопреки аду).

Далее в чудо-матрешке следует первая, главная и непрерывная жертва Идеи — русскость, а вместе с нею и русский мир, Русь, — уже не как идея, а как ее реальное воплощение в действительном метафизисе, включая сознание, ноосферу, язык, культуру, самого человека, его страну. Не нравится, ах, как не нравится, и даже очень многим не нравится — вплоть до откровенной антиРоссии, не говоря уже о сокровенной, но что поделать — куда России от Руси, русского мира, русскости?!

Есть она — русскость, и все тут! — почти не формулируемая, но зато неплохо при случае понимаемая, а иной раз и горячо, поносимая. Не знаем что, а есть; явно что-то есть, а что, увы, не знаем! Какой-то синтез из арии, гипербореи, скифии, славянии, угрофиннии, тартарии, монголии, не без примеси со стороны хазар, варягов, византийцев, степняков, тевтонов. Сложнейший этно-культурный продукт, однако местный, корневой, дре́вовый. Исконный, из доистории, глубоко исторический. Древний! Не так уж и важно, откуда и чье исходно здесь имя, — важно другое: такого больше на свете нет, и это ни у кого не перенимешь, хотя каждый явившийся в русский мир извне непременно обрусевает и это в себе с напряжением или без оного, но несет.

За Русью в матрешке следует, естественно, Россия — многоэтнонародная, много-конфессиональная, многоми́ровая. Имперская, конечно! Империя для себя, внутри себя, ради себя. Без империальности никак ей нельзя — тогда не будет и самой России. Либо Россия, и она — Империя, либо ни империи, ни России. А Россия — большой, специфический. Евразийского становления и пребывания, россо-разнообразного воплощения мир. Сторона, часть, доля Земли! По-своему и часть космоса, его, так сказать, вовсе не последняя партия.

Проект России, который сидит в России, в ней реализуется, ее ведет, ею жертвует, ее и выручает — проект не страны, не государства, ни цивилизации, хоть все это и есть, — это проект мира, земно-космического мира — особенный, беспримерный, альтернативный! Дыра-то дыра, эта Россия, но в то же время и… чрево… со всеми своими потрохами и выбросами — смыслов, мыслей, идей, ну и концептов тож! И заметим: вовсе не евроамериканских, хотя в чем-то с ними и схожих! Очень важный момент, на который мало обращают в России внимания, а ежели и обращают, то лишь ради негодования на нее — непутевую, а то и презрения к ней — бестолковой!

Величайшее достояние России, ее благо, ей дар и ее достоинство, как раз в ее тесной связи с Великой Неизвестностью, настолько безупречной связи, что, во-первых, Россия не такая как все — она несусветная!; во-вторых, она неуловимая — ни мыслью, ни расчетом, ни, тем более, руками; в-третьих, она не слишком ценит прошлое (кроме своего выживания в нем), не лелеет настоящее (которое для нее всегда не особенно привлекательно) и открыта для будущего, вполне и необыкновенного (не в плане обретения возможного благополучия, конечно, а всего лишь… чаемого Россией Иного); в-четвертых, никак не программируемая; в-пятых, способная к непредсказуемой импровизации.

Проект России — вовсе никакой не проект, — она его и не знает, а ежели и проект, то некий самопроизвольный проект, который вроде бы есть, но которого при этом и нет!

Чрезвычайно важное обстоятельство!

Россия открыта для самопроектирования, которое больше «куда вывезет», чем сколько-нибудь осознанное намерение. Все исторические попытки навязать России какой-либо проект (рюриковский, византийский, ордынский, европольский, греческий европетровский, большевистский, сталинский, глобалический) кончались ранним или поздним крахом.

С одной стороны, Россия и впрямь не проектируема, а с другой — ее проект, ежели есть, не подлежит ни огласке, ни формулированию, ни намеренному исполнению. Россия привержена не планам, а «ходу» — людей, «вещей», неизвестности, как раз тому, что идет «само собой».

Концепт России загадочен и не склонен к улавливанию и расшифровке. Его надо не знать, а чувствовать, и, следуя ему, — импровизировать. Да-а, такая вот страна-мир — Россия, которая не Европа и не Азия, как и не Евразия, она даже и не… Россия, но не потому что и впрямь не Россия, а потому что Россия — тайна!

И что же сегодня? Какой концепт… без концепта или все-таки концепт, но… э-э… законспирированный, что ли… антиконцепт?

Тут нужно уяснить одну своеобразную смысло-практическую вещь (от вести): все концептуальное и действенное сходится в России так или иначе к одному сакральному слову — Россия! Чем больше России в России — тем лучше! Не отрицать Россию надо, а всячески привечать; не любить горячо, а стоически признавать; не глядеть безучастно на Россию, а в ней разнообразно и творчески участвовать.

«Россия» и есть весь сконцентрированный в точку концепт России!

Будучи обширной и структурно диссипативной (распределенной, сетевой) империей, Россия не может обойтись как без высшего центрального руководства во главе с верховным правителем («царем»), так и подотчетного высшей власти местного империального управления, сочетающегося с представительским (но уже не вечевым) народовластием. Ото всех субъектов — действующих лиц исходит служение империи, даже от частных свободных предпринимателей и независимых-де корпораций. Все это в рамках имперского, но вовсе не тотального, дирижизма — многоуровневого, многостороннего и многочленного. Согласование, солидарность, соборность! Общее всегда выше и значимее частного! Общее дело — для всех, а дело каждого — состоять осознанно или ненароком в общем деле!

Опять скажут нам, все это не то сказки, не то анахронизмы, не то благоглупости. И правильно скажут, если не учтут, что Россия таки выходит уже на нечто подобное, отвергнув совсем недавно сталинский жесткий тоталитаризм, а сейчас преодолевая тоталитаризм лукаво-либеральный. Худо-бедно, но Россия идет по пути концептуального баланса (динамичного, вариативного, импровизационного) между центральным властвованием и частно-локальной инициативой. И слава богу, что нынешняя Россия ничего в себе не кристаллизует, оставаясь если и не свободной, что невозможно, то все-таки привольной, что более или менее ныне уже явлено. Да, тут же рядом бытуют произвол и деспотия тоже, а при их излишестве вступает в дело имперская мобилизация с уместной для нее опричниной. А потому лучше всего стойкое импровизационное служение, причем без кнута и без пряника, а всего лишь с осознанием правильности и неизбежности сего образа действия и жизни — подданных империи!

И вот тут встает проблема господ-угнетателей и подневольников-трудящихся. Теперь на переднем крае не помещики-дворяне и даже не капиталисты-мироеды, а… банки (точнее, точнее, вся финсистема). Факт! Против всякого пореформенного уродства лишь одно оружие — постреформенное исправление. Коли сделает это империя, реализовав масштабное и всестороннее перестроение, то сохранится и продлится Россия, а если не сделает — новые в стране потрясения, возможно, и летальные. Финансовый вопрос ныне — то же, примерно, что в прошлом земельный, а в недавнем прошлом (советском) — лично-доходный, так что оставайся начеку, Империя, и действуй, и все будет… нет, конечно, вовсе не так уж и хорошо, но зато… приемлемо!

Несколько слов о нынешнем имперском управлении. Нет, конечно, не любо (по-казачьи), хотя и не худо (уже по-русски). Хорошо уже, что без крайностей, а ежели и с колебаниями, то по курсу — российскому, господа, — российскому! Много чего хотелось бы, да еще и немедленно, да вот бытие с историей идут по-своему, да и Верховный действует, исходя из разных соображений, из которых наши с вами чаяния не на первом, хоть, возможно, и не на последнем, месте. Опять же тут необходимая конспирация, игровое мастерство, Макиавеллиева маета! Мало того, что Россия со своим концептом — тайна, так ведь и концепт текущего управления тоже ведь тайна, да и сам главный управляющий — тайна, да еще какая! И правильно: никто не то что из врагов, но даже из доброхотов российских не должен ничего не то что знать, но и понимать. Остается доброхотам и врагам лишь догадываться: кому со страхом, кому с воодушевлением, а если кто ко всему этому с высокомерным безразличием, так кому же он такой нужен, — история ведь, без таких как раз и обходится!

Ах, Россия, Россия — объект приязни и отвращения, любви и ненависти, служения и измены, — но ведь это жизнь, господа, в которой не то что не скучно, а чертовски даже занимательно! Не Обломов со Штольцем, не Раскольников с Павкой Корчагиным, а реальные Сергий Радонежский, Скобелев и Королев — вот герои двигающейся вперед России, разумеется, с новыми именами, но ведь и с делами тоже!

Говоря о текущей России, мы, заметив ее весьма странное и неожиданное положение в центре мира, изрядно прошлись по ни в чем не виноватой и ничего плохого не подразумевающей стране, обнаружив «правдианский» смысл такого вот ее «мироцентрирования». Не хотела, а оказалась! И все потому, что решила вдруг улизнуть из-под западной (заокеанской) опеки и выйти на реально суверенный путь своего бытия, да еще и русский мир взять под защиту, пойти на его воссоединение (возврат Крыма, поддержка Донбасса). А это по законам звериных империальных стай недопустимо (медведь-то хоть и семействен, но ведь автаркичен). Вот стая и набросилась на Россию-медведя изгнав ее-его из своих пределов (правда, шатун сам покинул «восьмерку», да и «двадцатку» фактически тоже) и двинувшись на нее-него войной (не холодной и не горячей, а… удушающей!).

Война эта и сделала из России центр мира, однако уже центр сопротивленческий. Чему? Великой мировой неправде! Ой, ой-ой! Это уже не борьба за независимость и самостоятелность, а нечто совсем другое (мюнхенские речи, Сирия, украинский вопрос, санкции, угрозы, проклятья). К правде мира добавилась борьба за правду, на что медведь особенно и не рассчитывал. Однако случилось, ибо случается обычно самое невероятное, и всегда почему-то внезапно!

Присмотримся к России как к центру мира, на самом уже деле в центре этом вдруг оказавшейся и действующей. Нет, не властный тут вовсе центр, не управляющий, но и не нейтральный!

Всмотримся попристальнее!

Так, Россия явно сейчас в центре, пусть и оспариваемом, того же евразийского интеграционного процесса. Никем она не командует, никого не строит, никем не управляет, а лишь в центре… процесса. А как иначе? Казахстан вроде бы инициатор, Белоруссия — анфан террибль, а Россия… э-э… матка, очаг, ось, вокруг чего всё и движется. У кого мощь, история, опыт, оружейный щит, тот и в центре — событий и ситуаций. Что не исключает и… подножек — война ведь! А Россия как раз в центре этой войны. Не понимают «братья», что без России они просто никто — пустота! Как та же Украина, которая уже не совсем Украина, а остаться ей Украиной совсем не так уж теперь просто. Война ведь!

Да, Россия в центре… и мировой войны! И не надо ни громко охать, ни закатывать выразительно глаза, ни вылуплять причудливо очи, ни сдавленно ахать: на просторах мира идет война, в частности война с Россией. Россия в войне! Факт! И в центре мира! Быть миру или не быть, и какому — ежели быть? Удастся ли России, попав в планетарный переплет вывернуться? Кто ж из смертных это знает? Всё ведь в руцех Божиих!

Однако Россия, хоть и одна, но не одинока. Есть БРИКС, есть сочувственники на Ближнем Востоке, в Средней Азии, в Латинской Америке, в Африке. Весь мир теперь в войне, хоть и не все пока об этом знают, но не весь мир в войне с Россией, с которой воюет задетый ею за живое Запад; однако идет война и с… Западом, ибо мир незападный не хочет своей западнизации, как и того же имперо-колониального господства над планетарным миром со стороны тех же США.

Все внимание сегодня к войне, из которой мир выйдет непременно уже многополюсным, полицентричным, партикуляризованным. Без войны тут не обойтись! А в центре — Россия! И вовсе не из-за своих пространств и ресурсов, которыми она владеет (они и так доступны сильным мира сего, пусть и не в полной мере), а по причине занятой Россией дискутабельной позы, альтернативности своего подхода к бытию, нежелания кому-либо подчиняться и большого желания быть самой собою. Мало того, из-за своей и мира геостратегической будущности!

Россия, этот Медведь-шатун, превращающийся день ото дня в Медведя-хозяина — стратег, пусть и произвольный, стихийный, мало себе и другим понятный, импровизационный. Вот две российские геостратегические оси: с Севера на Юг и с Запада на Восток. Первая: аж от Северного полюса… э-э… до Южного через разные миры: арабский, мусульманский, иранский, индийский, иудейский, африканский; вторая: от Западной Европы (ЕС) до Тихого океана и Дальнего Юго-Востока (Транссибирия). Есть еще стрелы-лучики во все стороны, обходящая империалистические центры, весьма встревоженные и заметно беснующиеся: с ними как раз-то и война!

Вряд ли стоит сомневаться в том, что Россия ныне еще и «крутой» геостратегический центр — центр мира! Разве не так? Где, в связи с чем всё сейчас решается, по крайней мере, главное, а ежели не главное, то судьбоносное, где? Вот именно — в России, в связи с Россией, по поводу России! И после этого наш Медведь не центр мира?

Россия в кризисе, но и на подъеме — духовно- стратегическом. Кризис — подъем, подъем — кризис! Все к экономике вовсе не сводится, хотя от нее многое и зависит. Старая тут песенка! Войны порождаются не одной экономикой, а и по преимуществу, пожалуй, не экономикой. У войны всегда своя — войновская причина — как и свои правда с неправдой. Война часто — сама себе причина! Это уже потом к ней что-то прицепляется: политика, экономика, та же религия, хотя все это тоже способно порождать войны. Наполеон, Вильгельм, Гитлер, а сейчас вот США с Обамой во главе перли тогда и сейчас прут на Россию вовсе не по рациональным и расчетным причинам, хотя это тоже есть, а по мотивам вовсю трансцендентным, метафизическим, ибо Россия — вне этого мира, она иное, которое терпеть Западу никак нельзя, ежели он хочет над миром господствовать. Однако не от США пойдет новый мир, не от Европы, даже не от Китая с Индией, а… от России — вот почему центр мира, и вот почему мировая война с ним!

Каков же тогда он — концепт России? Кроме того, что он странный, непонятный, немыслимый, а также совершенно, знаете ли, трансцендентный, иномирный, парадоксальный, он как раз такой, каким не должен и не может быть, да и не будет, ибо будет совсем другим, вовсе никому сегодня не ведомым. Да и не концепт это, а… антиконцепт, что очень полезно иметь виду, ибо следовать ему очень опасно. Концепт уникальный: «куда вывезет», оттого и антиконцепт, но при этом все-таки концепт, кое-что важное разъясняющий и на что-то неизбежное ориентирующий.

Что делать? А ничего!

Мониторить события, ситуации и процессы и действовать в интересах России — по обстоятельствам, разобраться в чем только и может помочь наш медвежий антиконцепт — совершенно, знаете ли, российский!

Текст опубликован в ФХ №2, 2015